Водка не русский напиток или сказ о том, кто изобрел водку

История грандиозного русского обмана

Вадим Ростов, «Аналитическая газета «Секретные исследования», №13, 2007

Кто изобрел водку? Этот вопрос приобрел «государственное» значение для Москвы, когда Польша и страны Запада оспорили якобы «приоритет» России. Суть в том, что в царской России этого вопроса не стояло, ибо Польша и ВКЛ входили в состав России с 1795 года, но с появлением суверенной Польши водку уже следовало считать именно польским изобретением. Ответственные ведомства СССР бросились искать историков, которые смогли бы привести какие-то документы, подтверждающие, что водку изобрели в Москве. Увы, таких историков не нашлось — ибо нет и таких документов.

В отчаянии государство обратилось к автору кулинарных книг Вильяму Похлебкину, далеко не историку. Тот, выполняя заказ, написал книгу «История водки», где выдвигал фантастическую идею о том, что водка была изобретена в период Орды в одном из улусов Орды — в Москве. Ведомства посчитали эту книгу основанием для приоритета Москвы в данном вопросе, автор книги был щедро вознагражден, а на ее обложках пишут при переизданиях и сегодня: «Исследование В.В. Похлебкина убедительно доказывает: «Только водка из России — настоящая русская водка!»».

На самом деле «исследование» Похлебкина — это собрание нелепиц, написанных дилетантом, не знающим истории. В книге не приводится вообще НИ ОДНОГО документа о производстве водки в средневековой Москве (что сам автор честно признает). Мало того, автор сообщает, что до 90-х годов XIX века русские вообще не знали слова «водка» в значении спиртного напитка, а называли водкой воду. Хотя в ВКЛ (современные Литва, Беларусь, Украина, — oleg_leusenko) и Польше слово «водка» существует с XVI века именно в нынешнем понимании. Одним словом, книга Похлебкина не доказывает приоритет Москвы, а как раз его отрицает.

Споры вокруг приоритета

История споров вокруг водочного приоритета подробно изложена Похлебкиным во вступлении к книге. Приведу несколько цитат оттуда.

«Публикуемая работа — «История водки» — первоначально не предназначалась для печати и тем более никогда не мыслилась как некая занимательная «история пьянства» для развлекательного чтения. Это научно-исследовательская работа, посвящённая выяснению конкретного, «узкого» и притом чисто исторического вопроса: когда началось производство водки в России и было ли оно начато раньше или позже, чем в других странах?

…Вопрос этот никогда, на протяжении последних двух столетий, не возникал, да, по-видимому, и впредь не возник бы ни у кого, если бы не приобрёл неожиданно осенью 1977 года государственное значение.

Именно в это время на Западе было спровоцировано «дело» о приоритете в изготовлении водки, причём приоритет Союза ССР оспаривался, и ряд марок советской водки был подвергнут на внешних рынках бойкоту и дискриминации. Одновременно создалась угроза лишить В/О «Союзплодоимпорт» права продавать и рекламировать этот товар как «водку», поскольку ряд американских фирм стал претендовать на преимущественное право использовать наименование «водка» только для своего товара на том основании, что они якобы начали производство раньше, чем советские фирмы.

Первоначально эти претензии не были восприняты серьёзно советскими внешнеторговыми организациями, ибо иностранные фирмы-конкуренты указывали, что производство водки в СССР было начато после 26 августа 1923 года согласно декрету ЦИК и СНК СССР, а у них якобы гораздо ранее — в 1918-1921 годах. (В эти годы в разных странах Западной Европы и в США были задействованы многие водочные предприятия бывших русских фабрикантов, бежавших из Советской России.)

Но хотя Советское правительство действительно начиная с декабря 1917 года запретило производство водки на территории РСФСР и не возобновляло его фактически до 1924 года, то есть шесть лет, всё же весьма несложно было юридически и исторически доказать, что, во-первых, Советское правительство просто продлило запрет предшествующих царского и Временного правительств на производство и торговлю спиртоводочными изделиями в период Первой мировой войны, так что юридически речь шла лишь о подтверждении действовавшего ранее государственного постановления о временном запрете на водку, а во-вторых, это доказывало лишь преемственность государственной монополии и её права приостанавливать, прерывать и возобновлять производство по собственному желанию, вследствие чего дата 26 августа 1923 года вовсе не имела никакого отношения к началу производства водки в СССР и к вопросу о приоритете пользования оригинальным наименованием товара «водка», поскольку это наименование возникло не с возобновлением производства после 1923 года, а в связи с изобретением водки в России в эпоху средневековья. Отсюда следовало, что страны, претендующие на исключительное употребление оригинального названия «водка» на их территориях, должны были представить убедительные данные, подтверждающие ту или иную дату первоначального изобретения водки на их территории».

Но, во-первых, никакого «изобретения водки в России в эпоху средневековья» не было — это домысел Похлебкина, который он так и не смог доказать в своей книге. Во-вторых, в период начала второй половины XV века (к которому кулинар относит якобы «изобретение водки в России») — не было и никакой России. Московия была улусом Орды, бесправной частью иного государства. Называть Орду «Россией» — это юридически такая же нелепица, как заявлять, что Иван Грозный правил СССР. Но суть не в этом.

Уже здесь, в первых абзацах книги, Похлебкин лжет: «юридически речь шла лишь о подтверждении действовавшего ранее государственного постановления о временном запрете на водку», «это доказывало лишь преемственность государственной монополии». На самом деле СССР не имел к Российской империи абсолютно никакого отношения, ибо был создан через 6 лет после ее краха и являлся временным СОЮЗОМ независимых национальных государств. Юридическим наследником Российской империи могла быть только ОДНА РСФСР, но правительство Ленина официально заявило, что не является наследницей царской России (не платит по ее долгам, не следует подписанным ею договорам и обязательствам). Таким образом, и в этих вопросах не может быть и речи о какой-то «юридически преемственности».

Замечу, что точно так в СССР и в нынешней РФ демагоги пытаются оправдать агрессии в ХХ веке против бывших колоний царизма в Европе: мол, мы имеем на них права, потому что они входили в состав царской России. Никаких прав на них ни РСФСР, ни СССР, ни РФ не имеет — ибо, повторяю, правительство Ленина официально заявило, что РСФСР не является страной-наследником Российской империи.

В данном вопросе патентного права и приоритетов РСФСР отказалась ПОЛНОСТЬЮ от существовавшей системы приоритетов царской России и стала С НУЛЯ отсчитывать свое новое патентное право и приоритеты. Но если РСФСР считает себя государством, рожденным только в 1917 году и юридически ничем не связанным с царской Россией, — то зачем же избирательно выуживать только приоритеты в водке, от которых сама РСФСР и отказалась? С юридической точки зрения водочные предприятия бывших русских фабрикантов, бежавших из РСФСР, единственно и обладают приоритетом.

Далее автор пишет о «второй атаке», последовавшей уже со стороны Польши:

«Между тем государственная водочная монополия ПНР утверждала, что в Польше, то есть на государственной территории бывших Королевства Польского, Великого Герцогства Литовского и Речи Посполитой, включающих Великую и Малую Польшу, Мазовию, Куявию, Померанию, Галицию, Волынь, Подолию и Украину с Запорожской Сечью, водка была изобретена и производилась раньше, чем в Российской империи, или соответственно в Русском и Московском государстве, что в силу этого право продавать и рекламировать на внешних рынках под именем «водки» свой товар должна была получить лишь Польша, производящая «Вудку выборову» («Wodka wyborowa»), «Кристалл» и другие марки водки, в то время как «Московская особая», «Столичная», а также «Крепкая», «Русская», «Лимонная»», «Пшеничная», «Посольская», «Сибирская», «Кубанская» и «Юбилейная» водки, поступавшие на мировой рынок, теряли право именоваться «водками» и должны были искать себе новое название для рекламирования».

Уровень исторических знаний Похлебкина виден уже во вступлении: ВКЛ он называет «Великим Герцогством Литовским», интересно узнать — какие герцоги нами тут правили? Видимо, автор здесь использовал плохо переведенный польский источник (который ему передали в В/О «Союзплодоимпорт»), ибо только в Польше и в Беларуси знают, что ВКЛ — это и есть Беларусь, поэтому тут среди Волыни, Подолья и Украины не названа Беларусь. Зато далее на всем протяжении книги у Похлебкина беларусы и литвины — это «два разных народа», и так же фигурируют отдельно как территориальные субъекты средневековья «Белоруссия» и ВКЛ, хотя Беларусь и ВКЛ — фактически синонимы, а речь везде идет о том же самом нашем народе, о наших прадедах. Ибо литвинами в прошлом и называли беларусов, а народа беларусов в период ВКЛ вообще не существовало — чего Похлебкин не знает. Но он при этом народ московитов запросто именует «русскими» или «россиянами»: мол, в Орде жил российский народ. Равно мог бы написать, что в Орде жил советский народ.

«Первоначально в В/О «Союзплодоимпорт» этой угрозе не придали серьёзного значения, ибо казалось совершенно нелепым, что дружественная Польша предъявляет подобное парадоксальное требование. Это выглядело злой шуткой, поскольку на Смоленской-Сенной были уверены, что о старинном производстве водки в России «весь мир знает» и поэтому русская водка не может вот так, вдруг, лишиться своего исторического, народного национального названия по прихоти неожиданно закапризничавшего «пана союзника».

Но законы мирового капиталистического рынка суровы: они не принимают во внимание не только эмоции, но и традиции. Они требуют чисто формального, документального или иного правового и исторически убедительного доказательства, устанавливающего ту или иную дату изобретения, первого вывоза (экспорта) или производства товара, дату, дающую право определить приоритет того или иного собственника на данное изобретение или производство. …К тому же западноевропейские прецеденты на этот счёт были совершенно однозначны. Производство всех европейских видов крепких спиртных напитков имело фиксированную первоначальную дату: 1334 год — коньяк, 1485 — английские джин и виски, 1490-1494 — шотландское виски, 1520-1522 годы — немецкий брантвайн (шнапс).

Таким образом, считалось, что нет причин делать исключение для водки: дата её изобретения должна быть представлена и СССР и Польшей, и вполне вероятно, что и в этом случае можно будет наблюдать такое же расхождение в датах, как и в случае с английским и шотландским виски, что и даст возможность установить приоритет той или иной стороны.

…вопрос представлялся лишь делом техники и какого-то времени. Однако, когда по истечении полугодовых поисков оказалось, что не только даты начала производства водки, но и сколь-нибудь серьёзной литературы по истории водки не существует вообще и что сведений об изобретении водки невозможно обнаружить даже в государственных архивах, поскольку нет достоверных документов о том, когда же началось винокурение в России, тогда наконец увидели, что вопрос этот исключительно сложен, что он не может быть решён чисто внутренними силами Министерства внешней торговли, аппаратным путём и что необходимо, видимо, обратиться к специалистам как в области истории России, так и в области спиртоводочной промышленности.

Исходя из этого, В/О «Союзплодоимпорт» обратилось в два головных НИИ: в Институт истории Академии наук СССР и во ВНИИ продуктов брожения Главспирта Минпищепрома СССР с просьбой составить исторические справки по данному вопросу. Однако оба исследовательских института ответили отписками, после чего последовало обращение к автору настоящей работы».

К весне 1979 года Похлебкин написал свой опус, от которого открестились все советские историки — дабы не замарать свое ученое имя такими фантазиями и фальсификациями.

«Исследование» Похлебкина

Итак, что сделал Похлебкин: при отсутствии каких-либо документов, подтверждающих изобретение водки в Москве, он прибег к следующей методе. Он как бы провел поиск косвенных причин возможности или невозможности начала производства водки в разных регионах Восточной Европы (не включая Польшу, о которой в книге вообще НИ СЛОВА — ибо это конкурент).

В итоге этого залихватского обзора Похлебкин делает вывод: производство водки могло начаться только в Москве. Но сам обзор с точки зрения исторической науки — несерьезный и дилетантский, грешит массой нелепиц. А выводы или притянуты за уши, или вообще противоречат аргументам автора.

Впрочем, главный момент в сути темы Похлебкин понял вполне верно: «Самым близким к винокурению производством по типу оборудования и технологии следует считать смолокурение. Здесь даже термины совпадают. Ещё более совпадали они в древности, когда говорили «сидеть вино», «сидеть смолу, дёготь»». Далее автор должен был показать, что раз смолокурение породило винокурение, то регионы смолокурения и являются создателями водки.

Но вместо Москвы, где не было смолокурения, автор пишет, что родиной смолокурения была наша Литва-Беларусь. У него, кстати, почему-то «Белоруссия» и «Полоцкая Русь» подаются в перечне рядом существующих одновременно регионов Европы — видимо, автор не знает, где расположен Полоцк: «Таким образом, центром дёгтеварения, или смолокурения, бесспорно, следует считать Полоцкую Русь, Белоруссию, Литву». Три раза назвал почти ту же самую территорию с почти тем же самым народом. Точно так я мог бы написать: «Таким образом, опричнина Ивана Грозного существовала в трех соседних государствах — Московии, России и Москве — столице СССР и у четырех рядом живших народов: московитов, русских, россиян и советских». Похлебкин именно так про нас все в кучу намешал.

Похлебкин: «Таким образом, смолокурение, дегтярное производство породили идею винокурения. Во всяком случае, идея труб и охлаждения не могла сама собой родиться из пивоварения или медоварения, но была вполне естественной и даже неизбежной, непременной в смолокурении».

Но раз так, то тут, у нас в Беларуси, и изобрели водку. Но нет — говорит Похлебкин. Тут католики были, а они отрабатывали заказы Папы римского на доставку воска для свечек, и поэтому занимались медом, из которого и делали спиртные напитки.

Удивительно! Можно подумать, что в Москве в храмах не было свечей, а свечи ставили только в католических храмах, а воск был нужен только Папе римскому. Смеху подобно: воск нужен только католикам, а потому католики не могли изобрести водку.

Понимал ли Похлебкин нелепость этой логики? Конечно понимал, ибо сам в ранее написанной книге «О кулинарии от А до Я» указывал, что производство высокоградусного спиртного из меда — вещь дорогая и расточительная: два литра меда давали литр напитка, а технология требовала использования сразу не менее нескольких сот литров меда. Он писал, что из-за дороговизны напитка его в Московии использовали редко — он нашел упоминание только о том, что эту «медовую водку» делали только на свадьбах Ивана Грозного (уже после отмены сухого закона в Московии). Но тут же Похлебкин пишет, что нельзя это путать с водкой: мол, это был намного более благородный напиток.

Так в какой из книг Похлебкин говорит правду, а в какой отрабатывает заказ и врет? В книге «О кулинарии от А до Я» (которая переиздается и сегодня) кулинар пишет, что при Иване Грозном (то есть через почти век после «изобретения пшеничной водки в Московии») никакой водки не было, а был только спиртовой напиток из меда, который иногда и делали по большим праздникам. Зачем же его делать, если, как автор в 1979 стал писать, там уже почти век как водку изобрели? Но ведь Похлебкин настаивает: дороговизна производства спиртного из водки и заставила производителей искать иные технологии — так и была найдена технология создания пшеничной водки. Это он в одной книге пишет, а в другой обратное: мол, ВКЛ — главный производитель меда и к тому же главный в смолокурении — не мог изобрести водку, ибо был доволен дорогим спиртным, добываемым из меда. Два взаимоисключающих вывода.

Кроме этого, сравнение двух книг Похлебкина одиозно показывает, что в одной он как о «водке» говорит о медовой водке Ивана Грозного, а в другой, заказ отрабатывая, эту медовую водку называет уже якобы «пшеничной». Ясно совершенно, что автор был честен в той книге, которую писал сам, не под заказ государственного спора СССР с ПНР.

В заказанной книге: «Литва в средние века была главным центром торговли мёдом в Европе. …ставшая с 1386 года католической страной Литва никак не могла свертывать своё пчеловодство, а, наоборот, должна была увеличивать, поскольку папский престол рассматривал Литву как главную базу поступления воска для свечной промышленности в Европе, находившейся в руках католических монастырей. Вот почему римская курия требовала от Литвы развития пчеловодства, а это определяло односторонний характер литовского хозяйства, основанного на производстве мёда-напитка и воскобойном промысле, как основных источниках поступления золота (денег) из Западной Европы».

Что это за новость: «ставшая с 1386 года католической страной Литва»? Похлебкин говорит не о Литве, а о Княжестве Жемойтия жемойтов и аукштайтов, которое не являлось Литвой.

Белорусский историк В.Верас пишет иное: «Известно, что Аукштайтия приняла католичество в 1387 году, Жемайтия — в 1413 году. В 1405 году туровский бискуп Антоний с согласия Витовта окрестил народ в Литве в православную веру. (Narbutt T. Pzieje starozуtne narodu Litewskiego. Wilno, 1843, т. 6, s. 87.) В связи с этим возникают два вопроса. Если считать, что Литва была расположена на территории современной Летувы, то почему именно туровский бискуп крестил литвинов, в то время как были более близкие епархии, например, Полоцкая? Не потому ли крестил Литву туровский бискуп Антоний, что Литва начиналась за Турово-Пинской землей?

И второй вопрос: «Куда исчез этот православный народ, крещенный в 1405 г. бискупом Антонием?» Ведь в современной Летуве, в том числе, и на территории так называемых восточнолитовских курганов все летувисы католического вероисповедания. Православными являются только представители национальных меньшинств — белорусы и русские. Ведь повторного крещения во времена ВКЛ и Речи Посполитой не отмечено ни в одном источнике. Вхождение территории Летувы в Российскую империю, где главенствующей была православная вера, предполагает обратное явление — переход из католичества в православие, а не наоборот. В то же время население Среднего Побужья и Верхнего Понеманья в те времена, да и сейчас в своем большинстве, — православные. Не их ли окрестил в православие бискуп Антоний?!»

Я не стану спорить с тем общеизвестным фактом, что Западная и Центральная Беларусь (то есть историческая Литва) — это преимущественно католические земли (на момент принятия Унии 1596 года половина нашего населения (территории нынешней Беларуси) была католиками, а половина — православными). Но как же быть с «Полоцкой Русью», которую Похлебкин называет главным кандидатом в изобретатели водки? Она-то до 1596 года была вне власти Папы римского и не была обязана снабжать Ватикан воском. Но, увы — «исследователь» про Полоцк тут же забыл, ибо ему поскорее надо искать водку в Москве. Где как раз никаких исторических оснований для ее изобретения в принципе не существовало. Очень последовательно.

Тевтонский орден и Ливонию автор вычеркивает из кандидатов в изобретали водки: «из-за массового бегства крестьян в соседние земли — Польшу и Новгородскую Русь (здесь снова видим кацапскую ложь. Новгород Русью никогда не был. Это доказывается летописями тех времен, — oleg_leusenko) — от произвола ордена и тяжкой барщины (в Польше и в Новгороде не было закрепощения в это время)». Вообще-то говоря, оттуда народ бежал не в Польшу и не в Новгород, а в Беларусь-ВКЛ, где тоже не было крепостного права: оно тут появилось только с нашей оккупацией Россией в 1795 году.

Кстати, крепостное право появлялось только там, где элита правила туземцами не родственного этноса. Так было в землях Московии, где князья и дружинники Киевской Руси правили туземным финским населением муромы, эрзя-Рязани, мокши-Москвы, мещеры, веси, чуди и прочими финнами Великой Мордвы (ныне это как бы «русский» «этнос»); так было и в Германии, которая захватила земли славян и балтов Полабья и Поморья. И ровно так к нам массово бежали крестьяне не только с захваченных немцами земель Поморья и Побалья, но и с земель Московии.

Но оцените логику автора книги: Тевтонский орден и Ливония не могут быть изобретателями водки из-за крепостного права, но зато Московия — второй и последний жуткий уголок в Восточной Европе этого же крепостного права — вдруг «водку изобретает». Автор, конечно, понимал, что пишет чепуху — но ведь заказали и заплатили.

При заказе Похлебкин получил четкую установку: показать, что Москва изобрела водку раньше Польши. Отсюда и умозрительные, ничем не доказанные рассуждения автора: «винокурение, видимо, возникло ранее середины XV века, предположительно в период между 1425 и 1440 годом, а возможно, и на рубеже XIV и XV веков, но такое предположение не может быть строго доказано, в то время как предположение, что винокурение возникло между 1448 и 1478 годом подтверждается всей суммой исторических, экономических, социальных, бытовых фактов и тем самым превращается из гипотезы во вполне обоснованный вывод.

Этот вывод не только устанавливает несомненный приоритет русского винокурения по сравнению с винокурением в других соседних Московскому государству странах — от Дании и Германии до Швеции, Польши и Молдавии, не говоря уже о других землях России, но и даёт возможность с этого момента вести целенаправленный поиск более точной даты возникновения винокурения, сосредоточив внимание на документальном материале именно этого исторического отрезка».

Ну и каковы документы? А таковы: «необходимо ответить на вопрос, который невольно возникает при ознакомлении с этим выводом и заключается в следующем: если хлебное вино, или хлебный спирт, было действительно изготовлено в русских монастырях, и особенно в Москве, во второй половине XV века, то как могло случиться, что об этом событии не осталось никакого известия — ни в русских летописях, составлявшихся и переписывавшихся монастырскими писцами как раз в XV веке, особенно в его второй половине, ни тем более в монастырских хозяйственных документах как XV, так и начала XVI века».

Конечно, об этом «событии» и не могло быть никаких летописных свидетельств, ибо, как летописи гласят, в то время в Московии вообще был СУХОЙ ЗАКОН. И о том, что в Московии в рассматриваемый период (Иван III, Василий III и начало правления Ивана IV) пить вообще было запрещено, — свидетельств масса (об этом чуть ниже). Но Похлебкин занимается фантастикой и исторические документы в принципе игнорирует (в его книге их вообще нет).

Кто изобрел слово «водка»?

Что касается происхождения слова «водка», то Похлебкин пишет: «От XV века у нас нет ни одного памятника, где бы упомянуто слово «водка» в понятии близком к алкоголю. В XVI веке под 1533 годом в новгородской летописи слово «водка» упомянуто для обозначения лекарства: «Водки нарядити и в рану пусти и выжимати», «вели государь мне дать для моей головной болезни из своей государской оптеки водок… свороборинной, финиколевой»».

К этому времени понятие «водка» как алкогольный напиток уже существует в ВКЛ и начинает распространяться в Польше (где до этого использовался термин «gorzalka», что второе название водки как «горилки»). Новгородцы явно переняли термин у ВКЛ, ибо водку еще считали просто спиртовой настойкой для медицинских нужд, когда у нас в ВКЛ она изначально означала именно алкогольный напиток. Кстати, тот факт, что термин «водка» поляки переняли у ВКЛ, в Польше, конечно, тоже прячут: мол, сами в Польше изобрели название.

Я, однако, полагаю, что слово «водка» в принципе не могло появиться в языках московитов и поляков, а также украинцев (и вообще тогда славяноязычных народов), ибо там это слово с уменьшительным суффиксом «к» означало пренебрежительно ту же самую воду — и существовало в их языках. А вот у нас в Литве (Центральной и Западной Беларуси) как раз в этот период XV-XVI веков происходила славянизация литвинов — западных балтов ятвягов, дайнова, мазуров, пруссов и прочих тут живших и ныне являющих собой три четверти этноса белорусов. Язык западных балтов (в отличие от языка восточных балтов жемойтов, аукштайтов и латышей) был очень похож на славянский (ибо славяне и произошли от западных балтов). Но в этом языке не было суффикса «к» как означающего пренебрежение. Конечно, проследить само словообразование тут крайне трудно (ибо наш язык западных балтов исчез, почти не оставив следов), но факт в том, что слово «водка» было у соседей давно занято другим содержанием.

Например, Похлебкин пишет: «во Владимирской, Нижегородской, отчасти в Ярославской, Костромской и Ивановской областях внедрению слова «водка» в значении алкогольного напитка препятствует областная, местная привычка использовать это слово в смысле «вода» («Сходи за водкой-то на ручей!»); в Русском Поморье, в Архангельской, Вологодской областях и на севере Карелии, а также отчасти в Новгородской и даже Тверской областях слово «водка» даже во второй половине XIX века продолжают использовать в его древнем новгородском значении — хлопоты, бесполезное хождение как производное от глагола «водить». В результате фактически вплоть до 90-х годов XIX века, а точнее, до полного введения монополии, то есть до 1902 года, продолжают сосуществовать два названия водки — вино и водка, а также появляются новые эвфемизмы — «беленькое», «белое» (подразумевают всё же «вино»), «монополька», «поповка» (подразумевают «водка»), причём в официальном языке, вплоть до 1906 года, доминирует термин «вино»».

Это не мешает Похлебкину делать нелепый вывод, что водка изобретена русскими. Хотя они ее из ручья черпали: «Сходи за водкой-то на ручей!».

Если бы в ручьях России текла водка — это был бы коммунизм.

Правда истории

Похлебкин находит, что водку изобрела Москва в период правления Ивана III и его сына Василия III — то есть в период еще нахождения Московии в Орде. Мол, водка была изобретена в улусе Орды.

Сама нелепость такой гипотезы просто вопиет.

В то время Московия являла собой абсолютно исламское государство, где носили исламскую одежду, женщины носили чадру, закрывающую лица, и томились в теремах-гаремах, в качестве приветствия друг другу московиты произносят «Салом», как сообщает Георг Шлезинг в своей книге «Религия Московитов», 1695 год (и чадру, и терема-гаремы отменил только Петр I).

Европейские послы, приезжавшие в Москву, описывают это государство как азиатское и исламское. Сигизмунд Герберштейн, австрийский посол, издал после поездки в Московию книгу, снабженную многочисленными иллюстрациями. На них (и в описании в книге) Василий III в чалме, в персидском халате и с ятаганом. Язык не повернется его назвать русским. Московит — да. Татарин — да. Русский — нет.

Или вот другая иллюстрация из книги Герберштейна: Василий III на охоте. Причем, рядом с ним казанский царь Шиг-Алей. Друзья — не разлей вода. Василий снова в чалме. Герберштейн через казанского царя (господина Василия) передает Василию какой-то пакет. Вот ведь странно: Московия якобы уже освободилась от «ненавистного ига», но Василий носит чалму, у него отдыхает его лучший друг — казанский царь, с которым Василий вместе развлекается на охоте.

На другой иллюстрации из книги Герберштейна — преподнесение послами даров великому князю Василию III, сидящему на троне в чалме и в персидском халате. Место действия — Московский Кремль. На официальном приеме послов голову российского правителя украшает чалма. В тексте книги Герберштейн тоже пишет, что Василий в чалме и в мусульманской одежде.

В этой связи арабский автор книги «Хафт Иклим» (XVI век) возмущается, говоря о московитах, то есть россиянах, что те, кто украсил себя одеждой ислама, почему-то сохранили страсть к свиному мясу. Но хвалит московитов за то, что те, следуя канонам ислама, держат употребление алкоголя под полным запретом.

Как же так получается у Похлебкина и В/О «Союзплодоимпорт»: водка изобретается в Москве, где царил строгий сухой закон? Вот так парадокс.

Историк ВКЛ Михалон Литвин в период отца Ивана Грозного, Василия III (которого современник Литвина Сигизмунд Герберштейн в своей книге изображает и описывает в чалме, в персидском халате и с ятаганом), написал хорошо известную историкам книгу «О нравах татар, литовцев и москвитян» (она сейчас выложена на многих исторических сайтах Интернета, и с ней могут познакомиться читатели газеты). В ней Литвин четко указывал, что литвины (то есть белорусы) спиваются, а московиты ВООБЩЕ НЕ ПЬЮТ, так как им вера запрещает (вера не русская Киева, а своя московитская).

Михалон Литвин писал:

«Литвины [то есть ныне белорусы] питаются изысканными заморскими яствами, пьют разнообразные вина, отсюда и разные болезни. Впрочем, москвитяне, татары и турки хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны. Они убеждены, что исполняют волю божью, если каким-либо способом истребляют христианскую кровь. [Заметьте, что это автор пишет о московитах, то есть ныне россиянах или «русских», которых К ХРИСТИАНАМ НЕ ОТНОСИТ. — Прим. В.Р.]

Крестьяне в Литве [то есть в Беларуси], забросив сельские работы, сходятся в кабаках. Там они кутят дни и ночи, заставляя ученых медведей увеселять своих товарищей по попойке плясками под звуки волынки. Вот почему случается, что когда, прокутив имущество, люди начинают голодать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой литовской [белорусской] земле за один месяц за это преступление платят головой больше людей, чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян, где пьянство запрещено.

Воистину у татар тот, кто лишь попробует вина, получает восемьдесят ударов палками и платит штраф таким же количеством монет. В Московии же нигде нет кабаков.

Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку считается, что они заражены этим общением и являются сообщниками страшного преступления.

…Так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, а также чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото.

Князь Иван [Иван III], обратив народ к трезвости, повсюду запретил кабаки. Он расширил свои владения, подчинив себе Рязань, Тверь, Суздаль, Володов и другие княжества… Новгород, Псков Север и прочие.

…Точно так же рожденный от него правящий ныне государь [Василий III] в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам».

Похлебкин рассказывает мировому сообществу басню о том, что водку изобрела Москва в период правления Ивана III и Василия III (ибо позже нельзя, там уже поляки приводят факты, доказывающие их исторический приоритет). Но наш летописец ясно говорит обратное: как раз белорусы пили и спаивались, а в Московии был сухой закон: «и москвитян, где пьянство запрещено», «В Московии же нигде нет кабаков», «москвитяне… хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны», «москвитяне воздерживаются от пьянства» и т.д. И летописец славит якобы у Похлебкина «создателей водки» Ивана III и Василия III за то, что те «обратили свой народ к трезвости». Удивительная вещь: в Московии у того, кто пьяным обнаружен, «весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение». Но при этом же Московия в это время якобы изобретает водку. Для кого?

Вот ведь вопрос.

Причем современник этих липовых «создателей водки» нигде про водку и не упоминает, а пишет только о вине: «В Московии же нигде нет кабаков. Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина…» Вино было — водки там, в Москве, не было.

Где тут Похлебкин нашел изобретение водки в Московии — загадка. Откуда Похлебкин выискал чушь про некую «монополию на водку» в то время — тоже загадка, ведь летописец пишет: «В Московии же нигде нет кабаков». Если нет кабаков — то где тогда спиртное продавать?

В общем, Вильям Похлебкин просто отработал деньги своих хозяев, создав книгу из нелепого вранья. Ибо Россия к изобретению водки не имеет никакого отношения.

Продолжение: Кто изобрел водку?