Мерзкая усатая рожа поздравляет с Днем Победы! Как Вам?

Я и в страшном сне не могла вообразить, что когда-нибудь на улицах моей страны появятся плакаты ко Дню Победы с изображениями Сталина — этой осатаневшей паскуды, устроившей геноцид своего народа.

И, тем не менее, мой страшный сон стал явью.

Количество жертв сталинских репрессий исчисляется миллионами. Эти репрессии нарушали не только все человеческие, моральные законы, но и основной закон страны — советскую Конституцию. По сути, это было противозаконное истребление и унижение людей.

Почти все массовые политические репрессии санкционировал лично Сталин.

Первая страница списка 46-ти «арестованных, числящихся за НКВД СССР» от 29 января 1942 г. Резолюция И. Сталина: «Расстрелять всех поименованных в записке. И. Ст.»:

Сталин прекрасно ведал, что творил. Он убивал и мучил. Своих же. Сотнями тысяч.

Быдло, которому на генетическом уровне обязательно нужно возвести кого-нибудь на божничку, скакать под его портретами и при этом непременно ссать под себя от страха и доносить на соседа, любит порассуждать о том, что репрессии были оправданы и необходимы стране, что расстреливал и сажал Сталин исключительно предателей, казнокрадов, изменников Родины.

 

Дети ГУЛАГа. Предатели? Казнокрады? Изменники Родины?Из воспоминаний Ирины Пиотровской-Янковской, которая в 1941 году была арестована по доносу одноклассника за прочитанное «контрреволюционное» стихотворение и сослана в лагеря:

«Следствие продолжалось очень долго, семь месяцев. Нас колотили, били, мне пробили голову, у меня до сих пор здесь шрам, зубы выбили. Я не выдержала и говорю: «Господи, но есть же какая-то правда?!» А у следователя была такая большая бутылка, как из-под шампанского, с боржомом, завёрнутая в газету «Правда». Это было последнее, что я услышала. Потеряла сознание. После этого меня несколько дней не вызывали на допросы».

Давайте посмотрим, за какое такое стихотворение школьница была репрессирована.

Я посетил родимые места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой,
Где каланчой с березовою вышкой
Взметнулась колокольня без креста.

Как много изменилось там,
В их бедном, неприглядном быте.
Какое множество открытий
За мною следовало по пятам.

Отцовский дом
Не мог я распознать:
Приметный клен уж под окном не машет,
И на крылечке не сидит уж мать,
Кормя цыплят крупитчатою кашей.

Стара, должно быть, стала…
Да, стара.
Я с грустью озираюсь на окрестность:
Какая незнакомая мне местность!
Одна, как прежняя, белеется гора,
Да у горы
Высокий серый камень.

Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецы,
Застыли с распростертыми руками.
По тропке, опершись на подожок,
Идет старик, сметая пыль с бурьяна.
«Прохожий!
Укажи, дружок,
Где тут живет Есенина Татьяна?»

«Татьяна… Гм…
Да вон за той избой.
А ты ей что?
Сродни?
Аль, может, сын пропащий?»

«Да, сын.
Но что, старик, с тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?»

«Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты деда!..»
«Ах, дедушка, ужели это ты?»
И полилась печальная беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать…
А мне уж девяносто…
Скоро в гроб.
Давно пора бы было воротиться».
Он говорит, а сам все морщит лоб.
«Да!.. Время!..
Ты не коммунист?»
«Нет!..»
«А сестры стали комсомолки.
Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам…
Может, пригодится…

Пойдем домой —
Ты все увидишь сам».
И мы идем, топча межой кукольни.
Я улыбаюсь пашням и лесам,
А дед с тоской глядит на колокольню.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Здорово, мать! Здорово!» —
И я опять тяну к глазам платок.
Тут разрыдаться может и корова,
Глядя на этот бедный уголок.

На стенке календарный Ленин.
Здесь жизнь сестер,
Сестер, а не моя, —
Но все ж готов упасть я на колени,
Увидев вас, любимые края.

Пришли соседи…
Женщина с ребенком.
Уже никто меня не узнает.
По-байроновски наша собачонка
Меня встречала с лаем у ворот.

Ах, милый край!
Не тот ты стал,
Не тот.
Да уж и я, конечно, стал не прежний.
Чем мать и дед грустней и безнадежней,
Тем веселей сестры смеется рот.

Конечно, мне и Ленин не икона,
Я знаю мир…
Люблю мою семью…
Но отчего-то все-таки с поклоном
Сажусь на деревянную скамью.

«Ну, говори, сестра!»

И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,
О Марксе,
Энгельсе…
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.

И мне смешно,
Как шустрая девчонка
Меня во всем за шиворот берёт…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По-байроновски наша собачонка
Меня встречала с лаем у ворот.

В отличие от быдла, у людей приличных — очень хорошая память. Она не даёт забыть ужасы сталинизма.

Я никогда не забуду то горе, которое причинил Сталин моей семье. Жертвы сталинских репрессий — это не какая-то обезличенная масса для меня, это конкретные люди. Это мои родные:

Мерзкая усатая харя на улицах городов — это прямое оскорбление меня и всех порядочных русских людей, у которых есть совесть и память.

Меня шокировали данные «Левада-центр». В 2015 году 45% опрошенных россиян оправдали жертвы в сталинский период «великими целями и результатами». Треть россиян относится к Сталину с уважением. 37% поддерживает идею установки памятников Сталину.

Я призываю всех тех, кто, надувшись дешёвого пива и развалив дебелые телеса на диванах перед телеком, не прочь порассуждать о величии Сталина, оторвать свои жирные жопы от зассанных матрасов и съездить на Бутовский полигон, эту «Русскую Голгофу», раскрыть пошире свои тупые поросячьи глаза и осмотреться по сторонам, после чего ответить на вопрос: «Кого я оправдываю?»

Этот же совет дал фанатам Сталина Митрополит Волоколамский Иларион, но сделал это в более мягкой форме, чем я. «На полигоне есть музей, фотографии людей, там рассказывают что происходило — каждый день привозили и расстреливали ночью по 200, 300, 400 человек. Были 15-16-летние дети. За что их расстреливали?» — заявил митрополит. — «То, что был геноцид собственного населения — это все было».

А как вы относитесь к личности Сталина? Мне интересно: много среди вас тупого, бездушного быдла?