Владимир Хрюнов встретил нас с огромным синяком под правым глазом. Мы, конечно, встревожились.

– Что у вас с лицом?

– Приехал в Останкино, припарковался. А у меня модель машины, из которой ключ забираешь, а она не глохнет, пока клавишу не нажмешь. Получилось так, что ушел, а кнопку нажать забыл. Возвращаюсь, говорю по телефону и вижу, что машина все это время работала: стоит с включенными фарами. Ускорился и не заметил, что на парковке натянут очень тонкий трос вдоль земли. В темном месте. Упал прямо с высоты своего роста.

Хорошо, что есть опыт работы с рассечениями. Сел в машину, взял нож (я теперь с ножом хожу), обработал его дорогим одеколоном, сделал прокол, разрезал гематому и выдавил почти пол-литра крови. Сейчас более-менее все сошло.

Если бы на бое Лебедева был опытный катмен, тоже было бы меньше проблем.

– Раз уж вы вспомнили – почему на бое Лебедева с Гильермо Джонсом катмена не было (Лебедев закончил бой с огромной гематомой над правым глазом, уступив в 11-м раунде. Позднее допинг-проба его соперника дала положительный результат на фуросемид – «Матч ТВ»)?

– И Костя Цзю, и сам Денис знают, что мы предлагали нанять Малкольма Гарретта (работал катменом на боях Тимоти Брэдли – «Матч ТВ»). Денис просто очень хороший человек, и он доверился своему другу Андрею Козлову.

– Но виноватым считают вас.

– Я виноват только в том, что не сумел настоять на присутствии Малкольма. Претензии в свой адрес я был бы готов выслушать от Дениса, но он мне ни разу такого не сказал. Мало того, я боролся за его права, заставил сдать допинг-тесты Гильермо Джонса, ездил в больницу к Денису, взял его анализы. Я был один, кто знал всю юридическую процедуру. И я был единственный, кто знал уже через неделю, что проба Гильермо Джонса положительная. А WBA три месяца не отвечала ни на звонки, ни на письма. Процедура затянулась на полгода. За это время я встречался с Доном Кингом (ведет дела Гильермо Джонса – «Матч ТВ») то в Панаме, то в Перу на ранчо у наркобарона.

– Как, попав на ранчо, определить, что оно принадлежит наркобарону?

– За тобой в отель приезжают люди в масках и камуфляже, с автоматами и кинокамерой – и предлагают куда-то поехать. Я поехал. Преодолели блокпост какой-то армии, потом блокпост какой-то не армии. Приехали в сказочное место. Сцена 100 на 100 метров, духовой оркестр и танцы. Столы накрыты, еда не кончается. Бутылка «Хеннесси» и вот такая гора белого вещества.

С Кингом вели переговоры всю ночь. Он, не замолкая, просил, чтобы я что-то решил с Андреем Рябинским. Я говорю: «Дон Кинг, в тех местах, где ты находился, как решались такие вопросы? Я же, передавая твои слова, могу ошибиться. Напиши маляву». Он написал. В буквальном смысле. Вот фото (Хрюнов показывает фото на экране: листок с рукописным текстом – «Матч ТВ»). Да, это малява от Дона Кинга Андрею Рябинскому: «Дорогой Андрей, я исключительно порядочный человек и обращаюсь к такому же порядочному человеку…» В итоге Кинг уснул, а в десять утра WBA вынесла решение о лишении титула Гильермо Джонса. Вообще с Кингом трудно. Все плохое, что ты можешь предположить, он сделает. Как-то раз мы разговаривали восемь часов в его кабинете, а потом он меня попросил обойти стол. И я увидел, что все это время на меня был наведен винчестер. Я фактически под дулом сидел.

– Как может обмануть Дон Кинг?

– Контракт состоит из 12 листов, он приносит два экземпляра. Дает тебе прочесть один – и в этот момент начинаются манипуляции с подменой листов. Если не заметишь, то подпишешься под тем, что уже должен Кингу денег за что-то. Я контракт разрываю и говорю: «Хороший урок». У него контракт с Рикардо Майоргой заключен на пожизненный срок плюс три года. То есть если человек пропал без вести, но нашелся в течение трех лет, то он остается боксером Дона Кинга. Для меня Кинг гений, один из символов вида спорта. Но сейчас у меня мечта: больше не иметь с ним дел.

– Вас не расстраивает, что после боя Лебедев – Джонс стало популярным мнение: «Владимир Хрюнов – это человек, который запросто может обмануть боксера и нажиться на его здоровье»?

– Наверное, моя деятельность резонансна, а резонансный человек – он заведомо нехороший. Он делает то, что ты сам не сможешь сделать, или то, что тебе непонятно. Люди знают, что я изменил жизнь Дениса Лебедева, братьев Чудиновых. Пусть скажут, что и кому именно я не отдал. 

– Нет ощущения, что вы сделали индустрию нужной, но в итоге оказались не нужны индустрии?

– Я сейчас опять нужен. Я работаю с новой федерацией бокса, я организовываю бой Федора Чудинова с Джорджем Гроувсом, встречался с Андреем Рябинским по секретному поводу.

– Как вы сами себе объясняете, почему не работаете с Поветкиным, Лебедевым?

– Я не могу этому дать объективную оценку. Просто скажу, что я каждому из них благодарен, о каждом из них переживаю и у нас со всеми сохранилось общение.

***

– В вашем досье записано: мастер спорта по гандболу.

– В гандбол я играл только на школьном уровне. А потом в армии попал в очень сильную команду, где меня просили просто побыстрее расставаться с мячом. Команда выигрывала – и я стал мастером спорта. Вообще я из армии вернулся еще и со значком «Почетный строитель Байконура».

– Это как?

– В начале второго года службы мне предоставили бригаду из 167 человек – с высоким процентом судимостей. И говорят, что есть подъезд девятиэтажного дома, который нужно отремонтировать. Как-то раз рабочие заявляют: «Мы не знаем, как штукатурить. А вы сказали, что по нормам и правилам нужно заштукатурить 38 квадратных метров». Я при всех обещаю, что через день сам лично покажу, как заштукатурить 38 квадратов. Иду в соседний подъезд, где работала бригада из Белоруссии, и за день учусь штукатурить. После этого заштукатурил свои 38 квадратов – и бригада начала работать.

После армии я сразу восстановился в институте, но уже понимал, что, став инженером-механиком, максимум смогу в 45 лет получить однокомнатную квартиру, на которую все это время буду стоять в очереди. И как раз в это время началось кооперативное движение, гением которого я и стал.

– С чего оно для вас началось?

– Стук в дверь. Зашел мой товарищ с заочного отделения, чеченец по национальности. Пригласил заняться научно-исследовательской деятельностью. В 1989 году в Савеловском районе мы учредили кооператив № 2. В 1990-м зарегистрировали научно-производственное объединение «Волна» при всесоюзном обществе изобретателей и рационализаторов. Базировались мы в Грозном. Филиалы были от Бреста до Иркутска. Прибыль в какой-то момент достигла такого масштаба, что у меня в голове не укладывалось. Очень много денег.

Тогда было модно торговать компьютерами. Мы делали еще и программные комплексы, занимались сервисным обслуживанием, устанавливали целые системы – и это научно-производственное объединение было одним из разработчиков существующей сегодня модели медицинского страхования. На подряде у нас были кемеровский коллектив и герой социалистического труда Даниленко. Проект мы стали внедрять в Чечено-Ингушетии. Последним, кто заплатил по этому договору, был Джохар Мусаевич Дудаев. Общались вот так, как сейчас с вами сидим, – о системе медицинского страхования. Он был заинтересован продолжать сотрудничество.

– Было понятно, что до войны в Чечне остается несколько лет?

– Нет. Я себе этого не мог представить – и для меня это дикость до сих пор. Первый раз я прилетел в Грозный с большой суммой денег. Ночь. Взял такси, поехал в Чечен-Аул. Таксист не уехал, пока не убедился, что я зашел в тот дом, который мне нужен. Это 1989–1990 годы, тогда там на дверях замков не было. Был еще такой бизнес. В Азербайджане я покупал шерсть, в Армении – пух, а в Чечне сплетали эту нитку и получался махер. Это приобретало такие обороты, что у меня по ведомости проходило по 300-400 человек – это люди, которым я давал работу в селах. Потом ездил на КамАЗе по тем же точкам, где продавал компьютеры, чтобы отдать на реализацию эту пряжу. Очень острое впечатление – как я из Грозного в Красноярск ехал на КамАЗе. Пассажирское сидение там не имело амортизации – и ощущение было, что едешь на лошади. Как-то раз я ехал из Краснодара в Грозный за рулем КрАЗа. Чтобы переключить передачу, нужно было привставать и давить на рычаг.

– В декабре 1994 года началась война. В тот год вы часто бывали в Чечне?

– Я был там последний раз в 1993-м. Мой товарищ, с которым мы начинали свою деятельность, погиб в бытовом конфликте: заслонил своего старшего брата. Я поехал из Краснодара на похороны. На въезде стоит дудаевский кордон. Спросили, куда я еду, и сопроводили до места. Другой момент – в Грозном в те годы был самый крутой рынок, где можно было красивее всех одеться. Помню, моей слабостью были шелковые итальянские рубашки с вышивкой из кожи. А потом ты приходишь на этот рынок – и кроме рубашек видишь там аккуратно разложенные пистолеты и автоматы по доступной цене. Оружие стоило дешевле такой рубашки. Там уже все ходили вооруженные. И вот когда ты побывал на могиле своего друга, и когда понимаешь, что за тобой следят, и когда ты видишь в своих руках автомат… Я бы вам хотел предложить попробовать уснуть в такой ситуации. Уснуть с автоматом, зная, что могут напасть.

– Вы купили этот автомат?

– Просто кто-то дал и все. Уезжая, я его там и оставил. Есть еще такой момент. Перед началом войны мой брат был переведен из Майкопской бригады. А его близкие друзья оказались в Грозном 31 декабря 1994 года, их всех поубивали на вокзале. Это личная трагедия для меня.

***

– Что вы делали после 1995-го?

– Я жил и работал в Краснодаре. Создали предприятие, комплектовали нефтеналивные танкеры. Скомплектовать танкер – это где-то двадцать миллионов долларов. А в 2000 году опять приехал в Москву.

– Как вообще получилось, что вы попали в бокс?

– Я работал на Восточно-Сибирском заводе металлоконструкций на высокой должности. Когда начались большие заказы, завод привлек к себе внимание людей, которые интересовались тем, как получить предприятие в собственность, а не тем, как оно работает. Вот после работы на этом заводе я и оказался в боксе.

– Рейдерами были боксеры?

– Нет. Рейдерами были другие люди. С боксом получилось как: был один невозвратный кредит – и вместо денег были переданы права на трех боксеров, имена которых я, даже интересуясь спортом, не знал. Это Сергей Степкин, Андрей Тесленко и Роман Селиверствов. Через два месяца после этого провели грандиозное шоу в Подольске: Сергей Степкин встретился с Осси Дюраном, это июнь 2003 года. Соперника искали, как в книге Джека Лондона: чтобы черный против белого.

– Как вы познакомились с Поветкиным?

– 2003 год, Олег Маскаев проводил бой в Чехове. Мы уже часа три находились внутри какого-то ресторана, когда кто-то сказал, что чемпион мира среди любителей ждет на улице, чтобы сфотографироваться с Олегом. Мы вышли – и вот тогда я в первый раз увиделся с Александром Поветкиным. Через год после Олимпиады-2004 мы начали говорить о переходе Александра в профессионалы.

– У Дениса Лебедева был перерыв в карьере: с 2004 по 2008 годы. Почему вы решили работать с 28-летним боксером, который не выступал четыре года?

– Договорились в ЦСКА устроить ему спарринг с одним человеком. Денис приехал. Боксерки ему оказались малы, поэтому он вышел босиком. Перчатки где-то нашли. И вот спарринг начинается – и в какой-то момент я вижу, что у соперника Дениса уже сломан нос. Я понял, что человек с таким ударом своим шансом во время боя воспользуется. Через три года он дрался в Москве с Роем Джонсом – этот бой установил рекорд по кассовой выручке для российских спортивных событий: мы продали билетов на 1 миллион евро, за телеправа выручили еще 500 тысяч. Организация этого боя началась так: я отправил Рою 50 тысяч долларов (заключив контракт на 500 тысяч долларов), чтобы он приехал на пресс-конференцию. И во время этой пресс-конференции мне прислали сообщение, что на бой билетов уже продали на 300 тысяч долларов, а на встречу Роя с болельщиками – на 40 тысяч долларов.

– Панама, торги за бой Поветкин – Кличко. В аэропорту вас задержала полиция. Почему?

– Они знали, что я прилетел на торги, и думали, что у меня будут либо наличные, либо чек. Их задумка была такая: я подаю декларацию, что у меня с собой денег нет, а по прилету они их находят и ставят перед выбором – либо ты садишься в тюрьму, либо делишься. Но я, конечно, не вез ни деньги, ни чек. Чек вез другой человек, который даже не знал об этом: его задачей было передать конверт в компанию Phillips. И я забрал у него этот конверт уже перед дверью WBA.

– Что было дальше?

– Сколько нужно дать денег Кличко, чтобы он согласился? Это должно быть больше, чем любая приличная сумма. Президент WBA открывает наш конверт и тому, что вел протокол, говорит: «2-3-3-2… Что?!» В заявке компании братьев Кличко было 7 млн долларов, у Зауэрланда 4, у нас 23. Начали оформлять. Кличко тут же сам позвонил президенту WBA с вопросом: действительно ли привезли чек.

– 17 мая 2013 года Поветкин нокаутировал Вавжика. Можно ли было после этого что-то делать по-другому, чтобы через пять месяцев Александр Поветкин все-таки выиграл у Владимира Кличко?

– Нужно было сохранить Костю Цзю в качестве тренера. Я хотел, чтобы они продолжали сотрудничать. Цзю многое понял из того, что касается физиологических возможностей Александра. Например, Костя отметил, что он медленно начинает бой, поэтому на бой с Рахманом уже в раздевалке довел пульс Поветкина до 110-115 – и не давал ему упасть. И Александр включился с первого раунда.

– Большие деньги, которые пришли вместе с Андреем Рябинским, изменили российский бокс в лучшую или худшую сторону?

– В худшую. И в лучшую. Да, мы насмотрелись красивых боев, которые Андрей финансировал сам как любитель бокса. Мне удалось добиться того, что мы продавали билеты, права и спонсорство на какую-то сумму, которой хватало, чтобы покрыть затраты на шоу. У Андрея получается чуть по-другому: он значительно больше тратит, чем получает.

– И в чем заключаются изменения в худшую сторону для бокса?

– С нас сейчас стали просить больше денег. Мы ищем соперника для дебюта Михаила Алояна. Как только возможные соперники слышат «Россия», сразу называют огромные суммы. Я говорю: «Слушайте, если вы с Александром Бахтиным дрались за 8000 долларов, то почему я должен вам платить 50 000?» Но боксер Нуньес просит 50 000. При этом у нас список из 25 таких Нуньесов. И восемь Нуньесов подтвердили, что готовы драться с Алояном на наших условиях.

– Кажется, что у вас с Рябинским конфронтация.

– Это ошибочное мнение. Андрей Рябинский понятный для меня человек. Он большой бизнесмен, у него получилось создать строительный бизнес, он поднял на следующую ступень то, что делал я. Думаю, мы будем сотрудничать.

***

– В ближайшие годы ММА обгонит бокс?

– Нет. У бокса есть свои столпы и герои. Бокс – это вид спорта, а ММА – это спортсмены из разных видов спорта, которые смешались еще с чем-то. Модель ММА: ты был никем, а стал кем-то. Это не спорт, это продукт. В ММА я не понимаю систему появления звезд.

– Молчаливый Федор Емельяненко и молчаливый Александр Поветкин – главные российские звезды в ММА и в боксе. Вы считаете, что Поветкин ярче Федора?

– Я бы советовал встретиться с ними. И впечатления от минуты с ними вы бы соизмерили с впечатлением от болтливых МакГрегоров. Это люди, которые мотивировали и мотивируют заниматься спортом в принципе. Заниматься единоборствами. Нам повезло, что у нас есть такого масштаба спортсмены, как Александр Поветкин и Федор Емельяненко.

 – Вы считаете, они одинаково популярны?

– Да, но у Федора – это важно репутационно – получилось провести много боев за границей. И одержать победы там. Вот этого не хватает Александру Поветкину.

– Федор снова намерен драться в США. Что должен сделать Поветкин?

– Я бы на его месте поехал бить Дэвида Хэя. Этот поединок сложный, но его проще организовать. Хэй сам по себе, он доступнее, у него нет титула, нет обязательств, которые бы препятствовали. И он бы откликнулся – это большой бой, с точки зрения денег и интереса англичан. Нужно ворваться на территорию маленького острова Англия, разгромить там всех местных, перепрыгнуть через океан и добить Уайлдера. 

– Вы проводите турниры по рукопашному бою, хвалите этот вид спорта в сравнении с ММА. Но стоило умереть бойцу ММА Кимбо Слайсу – и вы сразу заявили, что хотели устроить ему бой с рукопашником Азаматом Мурзакановым. То есть за счет известного бойца ММА раскручивали своего спортсмена.

– Минуточку. Я ему отправлял предложение. Еще за полгода до смерти Слайса я хотел организовать этот бой. Мы говорили о 40 тысячах долларов для Кимбо. Если бы он не умер, этот бой состоялся бы. Еще раньше я вел переговоры по поводу боя Кимбо с Сергеем Харитоновым по правилам бокса, но тогда сторона Слайса просила 150 или 200 тысяч долларов.

– Несколько лет назад вы сказали, что ММА это «мальчики в обтягивающих трусиках, которые что-то делают в партере».

– Эту фразу мне подсказал Александр Беленький. Ну, я очень редко смотрю ММА. Могу посмотреть, если меня что-то интересует, но в целом для меня это сильно непонятно и не хотелось бы этим когда-то заниматься. Вообще у меня запланирована встреча с братьями Фертитта (бывшие владельцы UFC, которые купили эту организацию за $2 млн и продали за $4 млрд – «Матч ТВ»). Адвокаты готовят встречу, есть какие-то боксеры под моим управлением – и мы попробуем создать промоутерскую компанию с их участием.

– Верите в реальность боя Мейвезер – МакГрегор?

– Нет. Просто есть две большие коммерческие величины, которые продаются на соседних рынках, но никак не смешиваются. Когда привезли Мейвезера в Россию, я бы сделал просто: пригласил Хабиба Нурмагомедова и предложил им с Мейвезером обсудить перспективы боя между собой. Или поговорить о МакГрегоре. Сколько бы там было людей!

***

– Вы после нападения стали носить нож?

– Не только. Есть охрана. Вообще у меня очень тяжелая работа. И накапливаются люди, которые в состоянии на меня напасть. Шучу, конечно. Мы объяснились – и все, проблем нет.

– Объяснились с кем?

– Тема закрыта, жизнь продолжается. Не могу про это говорить: это не только моя тайна.

– Тема закрыта, но нож до сих пор в кармане?

– Он для другого. Им никого не зарежешь.

– Вы довольны своими сегодняшними доходами?

– Нет, конечно. Но это не главное. Знаете, что запомнится вам в жизни? Ваша востребованность. Это прикольно, например, когда братья Фертитта назначают тебе встречу, а ты даже не очень понимаешь, кто это такие. 

matchtv.ru