«Террористы кладут под ковры «гирлянды» для срабатывания бомб»

Российский сапер рассказал о разминировании в Сирии

(function(w,doc) {
if (!w.__utlWdgt ) {
w.__utlWdgt = true;
var d = doc, s = d.createElement(‘script’), g = ‘getElementsByTagName’;
s.type = ‘text/javascript’; s.charset=’UTF-8′; s.async = true;
s.src = (‘https:’ == w.location.protocol ? ‘https’ : ‘http’) + ‘://w.uptolike.com/widgets/v1/uptolike.js’;
var h=d[g](‘body’)[0];
h.appendChild(s);
}})(window,document);

Почти 50 тысяч российских офицеров побывали за два года в Сирии. Кто они? Как им служилось в далекой и незнакомой стране? Корреспондент «МК» встретился с одним из них и расспросил об участии в сирийской операции. Знакомьтесь: командир группы инженерной разведки и разминирования старший лейтенант Виталий Мороз. В Сирии побывал трижды. Разминировал Пальмиру и Дейр-эз-Зор, за что был награжден орденом Мужества.

Молодо-зелено

С Виталием мы встретились в Международном противоминном центре Вооруженных сил в подмосковном Нахабине, на конференции, где военные инженеры — участники спецоперации в Сирии — делились боевым опытом с войсковыми командирами и преподавателями военных вузов. На учебных площадках центра имитируются условия работы саперов: созданы полноразмерные макеты различных заминированных объектов — квартир, автобусных остановок, автомобилей… Саперному отделению Виталия Мороза предстояло показать, как они действовали во всех этих взрывоопасных ситуациях в Сирии.

Издалека мне показалось, что группа офицеров с минно-разыскной собакой, все облаченные в массивные бронированные костюмы цвета выжженной пустыни (на фоне мартовского снега они смотрелись очень ярко), — это все умудренные опытом мужи. Только такие, казалось мне, могут с высоты своего жизненного и боевого опыта обучать аж целых майоров и полковников, приехавших сюда из войск.

Но когда я подошла поближе, то сильно удивилась, увидев вместо серьезных крутых мужиков совсем молодых ребят. Почти мальчишек. В ожидании своих старших учеников-командиров они задорно шутили, поддразнивали своего пса-нюхача, который в силу такой же молодости постоянно рвался с поводка, чтобы с ними поиграть…

По всему было видно: и эти ребята-саперы, и их минно-разыскной пес, и их 26-летний командир старший лейтенант Виталий Мороз — единая команда. Мы разговорились.

Виталий рассказал, что четыре года отучился в нижегородском училище. Потом, когда военное образование начали крушить сердюковские реформы, училище расформировали. Доучивался уже в Тюмени.

— Почему пошел в саперы? Вроде не самая романтичная профессия… — спрашиваю Виталия.

— По стопам отца. Он всегда был для меня примером, окончил Калининградское инженерное училище.

— Когда первый раз попал в Сирию?

— В 2016 году. Приехал туда в марте, на три месяца.

— Сложно поначалу было?

— Ну да… Первый раз, период адаптации. Постоянная жара. Особенно в июне. В тени — до 35 градусов.

— Как же при такой жаре работать? Костюмы же тяжеленные, наверное…

— Как обычно. Минут двадцать работаешь, потом десять минут — перерыв, чтобы не получить солнечный удар и не заработать обезвоживание. Я, кстати, для себя в первой командировке понял: до обеда жидкости лучше не употреблять. Иначе раз попил — потом постоянно хочется. И я себя до обеда ограничивал. А потом жара немножко спадала — становилось полегче.

Опасная красота Пальмиры

— Чем вам в 2016 году непосредственно пришлось заниматься?

— В основном очисткой исторической зоны города Пальмира. Причем мы не могли уничтожать боеприпасы на месте. Их надо было вывозить, чтобы взрывами не повредить памятники.

— Какими были первые впечатления от города?

— Самое главное — его красота… До этой командировки я вообще никогда не был за границей. Ничего такого не видел. А там нам дали немножко времени, чтобы осмотреться вокруг. Я был поражен невероятной красотой Пальмиры. Вокруг — такие исторические ценности!

— Которые заминированы…

— К сожалению, да. До поездки у нас проводились занятия, где нам показывали и рассказывали, как все это выглядело раньше. Но когда мы приехали, увидели, что большая часть всего этого уже разрушена. Очень жаль…

— Какие вы там находили взрывные устройства?

— В основном кустарного производства. Самодельные мины, фугасы, очень много «нажимников»…

— Что это такое?

— Такая штука, напоминающая гирлянду. До этой командировки мы не видели такого. Это цепь последовательно подключенных пар маленьких металлических пластинок размером с пятирублевую монету. При нажатии две пластинки соединяются между собой и посылают сигнал на фугас. Террористы делают цепь из таких «нажимников», где их может быть до 30 штук. Прячут их, допустим, в квартире под ковер. И если хотя бы на один из них наступить, то срабатывает фугас.

— «Спрятанных под ковер» — это значит, минировали дома и квартиры жителей?..

— Да, с этим мы в жилых кварталах столкнулись, когда уже разминировали саму Пальмиру и зашли в город Тадмор, который рядом. Именно там попадались такие «нажимники».

— Зачем минировать дома? Это же не военные объекты?

— Сложно отследить логику такого противника. Видимо, отступая, они минировали все, чтобы подорвать как можно больше мирного населения.

— А чем боевики минировали историческую часть города?

— Там в основном встречались фугасы, противопехотные и противотанковые мины. Много находили закладок непосредственно под памятниками, к примеру, под колоннами. Они, похоже, хотели полностью уничтожить этот шедевр мировой культуры. Все это мы планомерно обезвреживали.

— Работали по сколько часов?

— Утром выезжали, работали до обеда. Днем — на пару часов обед и перекур. И снова работа где-то до шести вечера.

— Число обезвреженных боеприпасов помните?

— Ой, это очень сложно сказать! Счет шел на десятки тысяч. В день иногда можно было обнаружить до 300 боеприпасов в схронах, складах. Спускаешься в подвал и видишь там места для изготовления взрывных устройств, всякие болванки, фугасы…

— И все кустарного производства?

— В основном. Хотя иногда попадались противопехотные мины производства соседних с Сирией стран. Остальное все самодельное.

— Как местные жители к вам относились?

— Очень хорошо. Многие пытались нам помогать. С нами до поездки проводили занятия — учили некоторые фразы на арабском. К примеру, как звучит «друг», или «мина», или «фугас»… Это чтобы можно было элементарно обратиться и спросить, знает ли кто-то из местных о нахождении где-то таких боеприпасов. И жители либо сами нас подзывали, показывали, где находятся закладки, либо мы их спрашивали. Это нам существенно облегчало задачу.

— Как они воспринимали ваших минно-разыскных собак? Говорят, их там не любят?..

— Да, собака там считается грязным животным. Но к нашим они относились нейтрально. Никакого негатива не было. Понимали: наши собачки тоже работают на их благо.

— Сирийских саперов обучали?

— Да. С нами вместе туда приехали и наши преподаватели. Они учили местных саперов всему тому, что делали мы сами.

— А в плане быта как у вас все было организовано: где жили, что ели?

— Вместе с нашим отрядом разминирования там были еще подразделения обеспечения, которые нас снабжали водой, едой, электроэнергией. Поначалу мы жили на удалении 80 км от Пальмиры и каждое утро ездили на задачу. Потом уже переехали в город — нам поставили там жилые модули с кондиционерами. Условия в них были хорошие. А еду нам готовила полевая кухня.

— Местных болезней не боялись?

— Нет, нас же заранее прививали от них.

От службы не отказываться, на службу не напрашиваться

— Второй раз вы уже сами в Сирию напросились?

— Нет-нет, что вы… На боевые действия у нас никто никогда не напрашивается. Это считается плохой приметой. Есть приказ. Сказали — едешь. Повторно я приехал в Сирию через год. Мы тогда снова работали в Пальмире. В принципе — ничего нового, только на сей раз разрушений там было гораздо больше…

— То есть вы там были уже после знаменитого концерта симфонического оркестра Валерия Гергиева в амфитеатре Пальмиры?

— Да. После того как боевики опять зашли в город. Их снова оттуда выгнали, и нам по новой все пришлось разминировать. К сожалению, на этот раз уже был уничтожен тот самый амфитеатр, где проходил концерт. Взорвана центральная арка. Очень много было разрушений… Но в самом городе не такая «засоренность» была. Видимо, боевики при отступлении уже не успевали все минировать.

— А третья командировка была куда?

— Третий раз мы работали уже в Дейр-эз-Зоре возле реки Евфрат. Там разминировали исключительно жилые кварталы.

— Не боялись, что среди местных жителей могли оказаться и боевики?

— С нами на разминирование всегда ездит охранение. И когда мы находимся в лагере, в пункте постоянной дислокации, там тоже нас охраняют. Наша задача — разминирование. А вопросами охраны занимаются либо военная полиция, либо спецподразделения.

— Потери у вашего отряда в Сирии были?

— Нет. Были легкие ранения. Но не критичные: где-то ожог, где-то осколок зацепил… Буквально 3–4 дня в госпитале — и человек снова возвращается в строй.

— А какую технику вы там использовали?

— Самую новую. Под перевозку личного состава использовались бронемашины «Рысь» и «Тайфун» — очень надежные. Плюс с нами работали роботы. Туда, где была опасность попасть на минные поля, а значит, повышалась степень риска, — саперов стараются не посылать. Там используются роботы.

Были у нас и новейшие средства поиска. К примеру, индукционный неконтактный миноискатель «Коршун». Он способен обнаруживать взрывоопасные предметы с электронной начинкой. То есть не те, которые срабатывают контактно, как «нажимники», а приводятся в действие с помощью сигнала радиоуправления. При поиске «Коршун» сжигает все микросхемы, платы взрывного устройства, чтобы фугас не сработал от радиосигнала. Были и другие технические новинки, которые мы там проверяли и тестировали.

— Что вас больше всего удивило или поразило в тех местах?

— Поскольку война там идет уже давно, то когда приезжаешь в такой город, как Дейр-эз-Зор или Пальмира, кажется, что попал в другой мир. Там время остановилось. Заходишь в дома, а там кругом — старая техника: кассетные магнитофоны, кое-где еще черно-белые телевизоры, допотопные холодильники… У нас в обычной жизни такого уже не встретишь. Кажется, словно на машине времени вернулся лет на 10–15 назад.

— А девушки в Сирии красивые? Вы человек неженатый, значит, должны были заметить.

— Ой… Как-то не замечал. Хотя кого замечать? Местное население там — в основном одни мужчины. Женщины, видимо, уезжают в безопасные районы. А мужчины из местных кто нам помогает, кто своей армии. Местные там образуют группы-формирования, которые после того, как мы пройдем и осмотрим территорию, выставляют свое охранение и занимаются вопросами безопасности.

— Своеобразная гражданская оборона?

— Можно и так сказать. К нам они очень приветливо относятся. По городу едешь — везде российские флаги, где-то фотографии Владимира Путина и Башара Асада…

— Какие планы на будущее?

— Пока служить дальше. У нас запланировано еще очень много командировок. И как только будет команда — так сразу вперед! Ну а сейчас мы пока практикуемся, учимся, отрабатываем вопросы разминирования. Работаем с новейшими роботами. Учим всему этому новых контрактников, которые к нам приходят.

— В Сирию ездили только контрактники?

— Конечно.

— И вы, и они — люди молодые. Вокруг столько интересных развлечений: гуляй — не хочу. Что вас привлекает в таких опасных командировках, в такой службе?

— Сама важность этой работы. До этого я служил на Севере. Там занимался подготовкой учений, другими делами. Но когда перевелся в этот центр и поехал в первый раз в Сирию, то почувствовал, что попал в центр событий и делаю что-то особо значимое. Мы помогаем людям, очищаем их дома. Потом они в них возвращаются, пытаются снова жить полноценной жизнью. Что может быть лучше и важнее?

…Казалось, о своей работе и службе старший лейтенант Виталий Мороз мог бы рассказывать еще много. Но вот о том, что за нее в свои 26 лет награжден орденом Мужества, он мне так и не сказал. Ни слова.