Отставка Бориса Джонсона вскрыла политическую драму Британии

Бывший глава МИД «хочет в цари»

(function(w,doc) {
if (!w.__utlWdgt ) {
w.__utlWdgt = true;
var d = doc, s = d.createElement(‘script’), g = ‘getElementsByTagName’;
s.type = ‘text/javascript’; s.charset=’UTF-8′; s.async = true;
s.src = (‘https:’ == w.location.protocol ? ‘https’ : ‘http’) + ‘://w.uptolike.com/widgets/v1/uptolike.js’;
var h=d[g](‘body’)[0];
h.appendChild(s);
}})(window,document);

“Борис, ты не прав!” — сомневаюсь, что британский премьер Тереза Мэй обладает глубокими знаниями о советской истории позднего периода. Но бьюсь об заклад, что сейчас она бы с радостью подписалась под знаменитым упреком Егора Лигачева в адрес Бориса Ельцина. Самый известный британский обладатель имени “Борис” — министр иностранных дел королевства Борис Джонсон – вонзил Мэй политический “нож в спину”: объявил о своем уходе из правительства из-за несогласия с курсом премьера.

Но не печальтесь, о те граждане, которым было любопытно наблюдать за похождениями этого “политического клоуна” в кресле министра. Джонсон громко хлопнул дверью, чтобы взлететь. Отставка министра иностранных дел – это отчаянная попытка сместить Терезу Мэй с поста премьер-министра и самому занять ее должность.

Если главными вечными проблемами России являются дураки и дороги, то главная вечная проблема британской политики – это отношения островного королевства с остальной Европой. В экономическом плане пребывание Великобритании в Европейскому Союзе ей однозначно выгодно. Именно поэтому в 1973 году премьер-министр Великобритании Эдвард Хит добился вхождения своего государства в Европейское Экономическое Сообщество (так тогда назывался нынешний Европейский Союз).

Но британское счастье состоит не только в деньгах и даже не только в их количестве. То, что придало мощь британской экономике, вызвало неприкрытое отвращение у значительной части британского общества.

Основа британского политического самосознания – принцип “ мой остров-моя крепость”. В течение многих веков британцы гордились своей “особостью” — своей политической изоляцией от политики континентальной Европы. Иногда, конечно, Лондон вступал в альянсы и союзы с теми или иными европейскими континетальными политическими игроками, но все равно оставался при этом “кошкой, которая гуляет сама по себе”.

То, что в 1973 году этот “кот-индивидуалист” стал рядовым членом “объединенного европейского кошачьего коллектива”, стало для многих подданных королевы Елизаветы II сокрушительным психологическим ударом – поражением, которое они все эти годы пытались и пытаются отыграть.

Особую остроту проблема взаимоотношений с Европой приобрела к началу девяностых годов прошлого века. Свергнутая в ноябре 1990 года премьер-министр Маргарет Тэтчер была начальницей, с которой “не забалуешь”: те министры Тэтчер, что пытались вести собственную игру, очень быстро оказывались в отставке и политическом небытии. Но вот сменщик Тэтчер на посту премьера Джон Мэйджор был, напротив, человеком мягким и интеллигентным. Это обстоятельство и превратило его жизнь в кошмар.

Часть министров Джона Мэйджора состояла из горячих сторонников европейской интеграции, а часть – из ее не менее горячих противников. Премьер оказался заложником войны двух группировок и постепенно прератился во всеобщее посмещище.

Правда, после парламентских выборов 1997 года не до смеха стало всей правящей Консервативной партии: избиратели наказали ее за “войну из-за Европы”, в массовом порядке отдав голоса за оппозиционеров-лейбористов.

В период последующего тринадцатилетнего пребывания лейбористов у власти тема Европы несколько отошла на второй план. Главным политическим скандалом тех лет было постоянное политическое противостояние между премьером Тони Блэром и его министром финансов Гордоном Брауном. Но после того, как добившийся заветного кресла премьера Браун очень быстро растерял свой авторитет и с треском проиграл выборы 2010 года, тема Европы вновь вернулась на авансцену британской политики.

Новый премьер-министр, молодой консерватор Дэвид Кэмерон был довольно поверхностным политиком, убежденным, однако, в своей способности всех перехитрить. Кэмерон решил проделать остроумный трюк: добиться от Европейского Союза специальных льгот для Великобритании, а потом утвердить это решение на общенациональном референдуме. Трюк не сработал: на референдуме 2016 года жители островного королевства ко всеобщему изумлению проголосовали за выход своей страны из Европейского Союза.

Одним из виновников такого решения многие сочли популярного бывшего мэра Лондона, обладателя “золотого языка” Бориса Джонсона. Перед объявлением референдума Кэмерон считал, что Джонсон будет его поддерживать. Но он недооценил объема политических амбиций своего друга и соратника: после некоторых колебаний Джонсон стал яростно агитировать за выход Великобритании из ЕС.

Когда позицию Джонсона поддержали избиратели, он автоматически стал главным кандидатом в новые премьер-министры. Но не тут-то было: предавшего Кэмерона Джонсона в свою очередь предал его собственный ближайший друг и соратник Майкл Гоув, объявивший о выдвижении своей собственной кандидатуры на пост премьер-министра.

В итоге премьером тогда стала “серая лошадка” — державшаяся до этого в тени министр внутренних дел Тереза Мэй. Мэй сразу назначила Бориса Джонсона на третий по значению пост в британской правительственной иерархии – на должность министра иностранных дел.

Сделано это было, однако, не из симпатии к Джонсону, а с прямо противоположной целью – нейтрализации потенциального конкурента. Пост главы форин офиса (так в Лондоне называют МИД) предполагает частые и изнурительные зарубежные поездки. Мэй рассчитывала на то, что Джонсон будет проводить много времени за рубежом и потеряет способность влиять на внутрибританский политический процесс.

Был у премьера и еще один хитроумный политический расчет – на то, что Джонсон продемонстрируют публике свою полную некомпететность в качестве политического менеджера. Этот расчет полностью оправдался: на посту министра иностранных дел не способный ни на чем сосредоточиться Джонсон оказался полным провалом.

Но Терезе Мэй это не помогло: начав работать премьером на волне всеобщего восхищения, она через одиннадцать месяцев превратилась в глазах общественного мнения в полного лузера. Отставка Мэй впервые стала широко обсуждаться после неудачных для ее партии результатов досрочных парламентских выборов июня 2017 года. Но тогда Мэй удержалась: лидеры консерваторов сочли, что вторая смена премьера менее, чем за год, будет катастрофой для их партии. Мэй был вновь предоставлен шанс выполнить решение общенационального референдума о выходе Великобритании из Европейского Союза.

Но как именно премьер должна была это сделать? В британской политической элите обозначились два конкурирующих подхода к этой проблеме. Сторонники “ мягкого брекзита” хотели чисто формального выхода из Европейского Союза: мол, давайте мы избавимся от формального членства, по максимуму сохранив его внутреннее смысловое наполнение. Сторонников “жесткого брекзита” это, естественно, не устраивало: они выступали за полноценный разрыв связей с континетальной Европой.

После многочисленных шараханий то в ту, то в другую сторону Тереза Мэй сделала свой выбор в пользу “мягкого брекзита”. В конце прошлой недели члены кабинета министров были вызваны на совещание в загородную резиденцию премьер-министра Чекерс и поставлены перед выбором: или полностью поддерживайте решение Терезы Мэй, или убирайтесь из правительства на все четыре стороны. В течение какого-то времени казалось, что ультиматум премьера сработал: непосредственно после рандеву в Чекерсе отставок министров не было. Но уже в этот понедельник правительство начало трясти. Сначала со своей должности ушел министр по делам выхода Великобритании из Европейского Союза Дэвид Дэвис, а потом и наш “любимчик” Борис Джонсон.

Опрометчивое решение? Вовсе нет. Это в России потеря важной министерской должности означает катастрофу для ее недавнего обладателя. В британской политике иные правила: иногда катастрофой здесь является сохранение министерского портфеля, а не наоборот. Если бы Джонсон принял ультиматум Мэй, он потерял бы политическое лицо: стал в глазах сторонников “жесткого брекзита” оппортунистом, предателем и лицемером. Превращаться в отыгранную политическую пустышку Борису, разумеется, не хотелось, и он решил “пойти на принцип”.

Что будет теперь? Конкретных вариантов масса. Но все для начала сводится к битве Терезы Мэй за собственное политическое выживание на посту премьера. Сместить главу правительства в Британии можно очень просто: если большинство депутатов правящей партии проголосуют за ее отставку, то должность премьера автоматически становится вакантной. Совершивший “мужественнный и принципиальный” поступок Борис Джонсон не прочь занять эту вакансию. Но даже, если у него этого не получится, в проигрыше Борис все равно не останется: в Британии лучше быть влиятельным бывшим министром, чем лишенным реальной власти действующим членом правительства. Давайте следить за развивающейся на наших глазах лондонской политической драмой. Скучно в Британии в ближайшие дни точно не будет.