Эксперт объяснил, почему России нужно делегировать безопасность Сирии Ирану

Тимофей Бордачев рассуждает о скрепах Москвы и Тегерана

(function(w,doc) {
if (!w.__utlWdgt ) {
w.__utlWdgt = true;
var d = doc, s = d.createElement(‘script’), g = ‘getElementsByTagName’;
s.type = ‘text/javascript’; s.charset=’UTF-8′; s.async = true;
s.src = (‘https:’ == w.location.protocol ? ‘https’ : ‘http’) + ‘://w.uptolike.com/widgets/v1/uptolike.js’;
var h=d[g](‘body’)[0];
h.appendChild(s);
}})(window,document);

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты» — если следовать в русле логики этой древней мудрости, то современной России в целях самопознания необходимо пристально вглядеться в две страны, которые неожиданно выдвинулись на роль наших ключевых внешнеполитических партнеров, — Турцию и Иран. Но если о Турции некое представление имеет каждый, кто хоть раз выезжал на отдых в Анталию, то Иран для большинства россиян останется терра инкогнита. Насколько прочны и на чем основаны «скрепы», связывающие сейчас Москву и Тегеран? Почему две наши страны выступают сейчас единым фронтом в Сирии? Не превратится ли нынешнее стратегическое партнерство России с Ираном в стратегическое соперничество? В начале следующей недели дискуссионный клуб «Валдай» проведет в Тегеране масштабную международную конференцию. В преддверии этого события известный российский эксперт, программный директор клуба «Валдай» Тимофей Бордачев дал интервью «МК».

— Кем Россия и Иран являются друг для друга: стратегическими партнерами или случайными политическими попутчиками?

— Вряд ли Россию и Иран можно считать союзниками в классическом смысле этого слова. Исламская республика дорожит своим суверенитетом и консервативно относится к участию в блоках и союзах. Поэтому Россия и Иран — это, скорее, стратегические партнеры, которые в ряде случаев, как в Сирии, преследуют общие цели. Но они и не случайные попутчики, поскольку разделяют схожие взгляды на основные вопросы международного устройства.

— В чем сходятся геополитические интересы Москвы и Тегерана и в чем состоят основные противоречия, без которых, как известно, невозможно себе представить отношения двух крупных держав?

— Отношения между государствами состоят из природы и содержания. Если природа не является враждебной, тактические проблемы относительно легко решить. Так и в отношениях России и Ирана. А вот с Саудовской Аравией у обеих держав природа отношений враждебная. Поэтому любые контакты России и саудитов являются тактическими и не меняют общего порядка вещей.

— Основатель современного иранского государства аятолла Хомейни некогда называл Советский Союз «малой сатаной» и написал в свое время письмо Горбачеву, предлагая населению СССР обратиться в ислам. Наличествуют ли сейчас в иранском обществе подобные настроения?

— СССР в Иране воспринимали — и правильно — как безбожный режим, подавляющий религиозные права и свободы. Отсюда и был антагонизм. Сейчас почвы для такого антагонизма не существует, и поэтому таких настроений в Иране нет.

— Многие эксперты считают, что именно Иран получил наибольшую политическую выгоду от американского вторжения в Ирак. Согласны ли вы с такой точкой зрения?

— В результате уничтожения режима Саддама Хусейна Иран стал главной внутрирегиональной силой на Среднем Востоке. Он также смог установить опосредованный контроль над Ираком и в значительной мере над Сирией. Тем самым Иран может представлять угрозу и для Саудовской Аравии, и для Израиля.

— Не может ли получиться так, что наибольшую политическую выгоду от действий России в Сирии получит не сама Россия, а тот же Иран?

— Стратегическая выгода России от ее действий в Сирии настолько значительна и не измеряется только влиянием в регионе, что сравнивать эти величины даже невозможно. Россия в Сирии решала задачи своего позиционирования в мире в целом и решила их успешно. А кто будет нести основную ответственность за безопасность Сирии в будущем — так для России даже лучше, если за это возьмется Иран.

— Иран многие годы находился под очень жесткими международными санкциями. Может ли Россия извлечь какой-либо полезный опыт из иранского опыта в этом отношении? 

— Для обхода санкций Тегеран активно использовал наличную иностранную валюту, накоплению которой в стране уделяется большое внимание. В частности, в первой половине 2016-го именно наличными Тегеран получил причитавшиеся ему $1,7 млрд в рамках разрешения коммерческого спора с США за недопоставленное оружие по контрактам еще времен правления шаха. Эти средства были выведены из неамериканских систем долларовых расчетов (в основном расположенных в Гонконге).

Поскольку из-за наложенных западными странами ограничений многие технологии Ирану оказались недоступны, Тегеран старался компенсировать это, ведя торговлю со странами, не присоединившимся к санкциям, — Китаем, Индией, Пакистаном, Кореей. Тегеран вел квазибартерную торговлю, то есть проведение финансовых операций (расчетов) в местных валютах. На практике это выглядело так: сырьевой товар из Ирана поставлялся, например, в КНР, на счет в китайском банке переводилась сумма в юанях, и с этого счета оплачивали необходимый Ирану технологический товар. Такая схема позволяла избежать необходимости рассчитываться в долларах.

Иран также неоднократно прибегал к задействованию механизмов исламского банкинга и создавал подставные компании в третьих странах (Турция, Китай, ОАЭ, Бразилия, Пакистан, Армения) для торговых и финансовых операций на Западе.

Тегеран налаживал связи с малыми банками развивающихся государств, не имевших существенных бизнес-интересов в США и зачастую не боявшихся американских санкций. Так, в сентябре 2012 года была зафиксирована повышенная активность по обмену иранского риала на доллар в городе Герат в Афганистане. Также для обхода финансовых санкций Тегеран активно сотрудничал с банками Армении, через которые осуществлялись денежные переводы между Ираном и третьими странами.

Для страхования международной торговли и перевозок ставка делалась на взаимодействие со страховыми фирмами из стран Восточной Азии. Иранские компании постоянно перерегистрировали свои юридические названия, чтобы хотя бы на время выпадать из санкционных списков. Суда иранского торгового флота, задействованные в доставке «запрещенных» товаров, постоянно использовали т.н. удобные флаги и меняли порт приписки. Внутри страны операции проводились через национальную платежную систему, защищенную от внешних регуляторов.

В наибольшей степени обходить санкции Ирану помогли страны Ближнего Востока, некоторые из которых входят в число союзников США (Турция, ОАЭ), а также азиатские государства, имеющие тесные торгово-экономические связи с Америкой (Китай, Республика Корея). Это доказывает, что при наличии экономической заинтересованности и интенсивного политического диалога третьи страны с готовностью работают в потенциально подсанкционных или просто запрещенных проектах, несмотря на открытое недовольство Вашингтона.

— Верите ли вы в то, что Иран реально отказался от планов создания атомного оружия?

— В долгосрочной перспективе большинство средних держав будет стремиться получить ядерное оружие, и Иран здесь не исключение. Пока же Иран соблюдает т.н. сделку.

— Что может произойти, если Трамп выполнит свою угрозу и выйдет из иранской ядерной сделки? Возможно ли прямое военное столкновение между Ираном и США?

— Если Иран в ответ на действия США выйдет из сделки, то военное столкновение (или ограниченный удар), возможно, и будет иметь крайне негативные последствия для региона.

— Возможна ли какая-то форма примирения между двумя главными полюсами исламского мира — Ираном и Саудовской Аравией?

— Нет, это невозможно. Антагонизм имеет объективные причины — религиозный раскол.

— Какова главная цель проведения конференции Валдайского клуба в Тегеране?

— Россия должна присутствовать в регионе не только как военная держава, но и как интеллектуальный центр. Важно выстраивать системный диалог с ведущими экспертами важнейших стран-партнеров.