«Кто будет уезжать последним, погасите свет в аэропорту»

«Газета.Ru» продолжает рассказывать о русских, которые после распада СССР остались жить в национальных республиках. На этот раз мы поговорили с 53-летним Борисом Шаповаловым, живущим в Молдавии.

К моменту распада СССР я сделал хорошую, по меркам советского человека, карьеру. Отслужил в армии, окончил Кишиневский педагогический институт. Некоторое время я успел поработать в нем, затем перешел на партийную работу. Я был инструктором отдела пропаганды местного отделения КПСС, занимал еще ряд должностей, пока не стал заведующим организационного отдела Кишиневского горкома партии. И вот в 1991 году, после того как стало ясно, что КПСС больше нет, я думал, что делать. И

за этими раздумьями меня застал взвод автоматчиков, который вломился в наше здание в Кишиневе и выпер всех нас — бывших партийных работников — на улицу.

Так в 33 года я начал новую жизнь. Стал заниматься тем, чему меня, собственно, и учили: стал преподавателем. Здесь надо сделать небольшое отступление, чтобы было понятно, о чем идет речь. Еще в 1989 году наша республика по собственной инициативе перевела молдавский алфавит в латиницу, что было весьма странным. Ведь изначально Молдавия — православная страна, и все церковные и светские исторические документы молдавского народа написаны на кириллице. Но тем не менее такое решение было принято. К этой графике мне пришлось привыкать.

Кроме того, в 1992 году между правобережной и левобережной Молдавией (собственно, Молдавией и Приднестровьем) началась война. Хорошего отношения к русским это не добавило. Конфликт унес жизни более 1000 человек, порядка 5–6 тысяч получили ранения. Слава богу, Россия это все прекратила. Хотя проблем в межнациональных отношениях внутри республики это не убавило. Я сейчас с улыбкой воспоминаю то, что мне тогда пришлось пережить, хотя иной раз и думаю: «Господи, могли ведь и пристрелить»…

Вплоть до 1994 года в Молдавии были столкновения на межнациональной почве, они наверняка унесли чьи-то жизни. Но меня напрямую это не коснулось. К тому моменту я стал работать заместителем директора одной из школ. У определенной части молдавской элиты сформировался курс на интеграцию с Румынией, и это приняло достаточно странные формы. Например,

мы, наверное, единственная в мире страна, которая изучает такой предмет, как «История румын».

Поясню: Румыния появилась на карте мира как государство только в 1859 году, тогда как Молдавия была государством уже в 1359 году. И это не мои домыслы. Это исторический факт. Более того, дочь знаменитого молдавского господаря Стефана III Великого стала женой старшего сына Ивана III, русского царя, и при определенных обстоятельствах Стефан мог стать и русским царем. Однако почему-то при такой богатой истории мы изучаем «Историю румын». Я с трудом могу поверить в то, что, например, во Франции стали бы вместо «Истории Франции» изучать «Историю немцев», например. А у нас — пожалуйста.

Вообще же закон о функционировании языков, который фактически сделал именно румынский язык государственным, окончательно расколол наше общество. Молдавия всегда была многонациональной страной, тут жили молдаване, украинцы, русские, гагаузы, болгары, поляки, немцы, евреи, всего более сотни народов. А после вступления в силу этого документа все быстрее стал зреть раскол между правящий элитой и большинством людей, которые не поддерживали курс на румынизацию нашего государства.

Я же через какое-то время стал руководителем крупного кишиневского лицея. Встал вопрос о том, чтобы защитить диссертацию — для карьерного роста это было необходимо. Тут меня ждал новый сюрприз: оказывается, сейчас в Молдавии на русском языке защищаться нельзя. Можно только на румынском или на английском.

Хотя в конституции нашей страны сказано, что русский — это язык межнационального общения на территории Молдавии.

Но если даже министерство транспорта по собственной инициативе издает приказ, который запрещает внутриведомственный оборот документов на русском языке, что же ждать от других органов? В общем, защищать диссертацию пришлось на Украине, тогда еще там на русском это было сделать можно.

В настоящее время Кишинев остается преимущественно русскоязычным городом (собственно, последние два века своей истории он и был населен русскими и украинцами, это был промышленный центр). К нему специально присоединили еще 35 населенных пунктов с преимущественно молдавским населением, чтобы несколько уравновесить национальный состав. Однако все равно, если вы приедете в Молдавию как турист, у вас не возникнет проблем из-за незнания молдавского. История с гражданской войной, слава богу, ушла в прошлое. Конечно, если кому-то захочется «дернуть за веревочку», то все можно снова разжечь. Но,

посмотрев на соседнюю Украину, мы не хотим повторения этого же у нас.

Бывают, конечно, проявления жуткого национализма в быту. Например, мне рассказывали, что в больнице отказались оказывать помощь русскоязычному человеку, мотивировав тем, что «не понимают, что он им говорит». Хотя 95% населения по-русски прекрасно понимает. Кроме того, русским сегодня практически невозможно устроиться куда-то в государственный аппарат, особенно в центральные органы власти. Немолдаван там сегодня 0,15%. А если речь идет о какой-то конкурсной должности с хорошей зарплатой, то гагаузу, украинцу или русскому ее почти невозможно занять, даже если этот человек в совершенстве владеет румынским.

В итоге мы имеем следующую картину: из 3,5 млн населения нашей страны более 1 млн сегодня постоянно проживает и работает за границей. Порядка 750 тыс. человек в России, остальные — в странах Западной Европы. В самой Молдавии сейчас 2/3 работников — это бюджетники, еще несколько сотен тысяч пенсионеров. И только 100 тыс. человек что-то производят. Дошло до того, что

в последний год некоторые бюджетные места местных вузов так и остались вакантными — нет людей, которые могли бы там учиться.

Из моих слов может сложиться ощущение, что я плохо отношусь к Молдавии. Это не так. Я здесь родился и вырос, это моя страна, я гражданин этого государства. Тем более мне грех жаловаться: я имею степень доктора философских наук, веду активную общественную деятельность, а также возглавляю свой консалтинговый центр. В общем, я и при новой власти смог построить карьеру. Но я просто вижу, что при текущей динамике Молдавия через 10–15 лет либо станет второй Румынией, либо и вовсе потеряет свой суверенитет и государственность — то самое, что мы почти случайно получили в 1991 году, когда нас признали в ООН.

При этом значительной части населения, причем, в особенности, молодежи, это касаться не будет: они смогут найти себя в других странах. За примером далеко ходить не надо: моя дочь после окончания вуза осталась жить в Москве. Эмиграцию поддерживают и наши соседи: Румыния бесплатно выделяет 5 тыс. мест в своих вузах в год, чтобы там учились студенты из Молдавии. Россия — в разы меньше, порядка 300. Но кто-то пользуется и этим, чтобы потом остаться в РФ. У нас даже шутят: «Кто будет последним уезжать из Молдавии, погасите свет в аэропорту».