TopBlogNews.Ru Самые популярные новости блогов рунета
Елена Фабричная
МОСКВА (Рейтер) — Экс-глава казначейства Газпромбанка Алексей Хавин, возглавивший в 2011 году Национальный клиринговый центр, один из крупнейших клиринговых домов Европы, рассказал в интервью Рейтер, как центральный контрагент стал ключевым элементом инфраструктуры денежного и валютного рынка РФ, взяв на себя кредитные риски участников биржевых торгов.
НКЦ — расчетный центр и центральный контрагент на рынках Московской биржи. Он выступает второй стороной по сделкам участников торгов и снимает для клиентов кредитные риски, замыкая их на себе.
Хавин говорит, что приглашение на работу в НКЦ получил в 2010 году от Юрия Денисова, занимавшего в то время пост заместителя председателя Московской биржи, а ныне — председателя наблюдательного совета НКЦ, и первого зампреда Центробанка Сергея Швецова.
«Тогда мне была цель поставлена достаточно конкретная. У Московской биржи всегда было много клиентских остатков, которые принимались как обеспечение по сделкам. В те времена биржа принимала только денежные средства в рублях и иностранной валюте в качестве обеспечения, но никогда практически не занималась управлением временно свободными денежными средствами и капиталом, как своим собственным, так и своих дочек: НКЦ и НРД. И меня позвали на позицию зампреда, чтобы курировать казначейство и построить систему управления свободными денежными средствами, создать дополнительный источник дохода для группы», — сказал Хавин.
Совокупный объем средств, которые находятся в распоряжении казначейства НКЦ, в среднем, колеблется в пределах 400-800 миллиардов рублей. НКЦ выплатил за 2017 год своему единственному акционеру — Московской бирже — дивиденды в размере 17,7 миллиарда рублей.
КАК НКЦ ЗАМКНУЛ НА СЕБЕ РИСКИ
После мирового финансового кризиса 2007 года, накрывшего Россию в 2008 году, к международным регуляторам пришло понимание, что нужно создавать централизованное управление рисками, вместо существовавшего до того децентрализованного.
«Да, это международная тенденция, банкротство Lehman Brothers стало триггером, который заставил регуляторов смотреть в сторону контроля за рынком, в первую очередь, производных инструментов. Надо отдать должное — центральные контрагенты в период кризиса после банкротства Lehman Brothers не потеряли ни копейки, они показали себя с самой лучшей стороны, закрывали все позиции, все для них прошло замечательно, они показали свою эффективность», — рассказывает Хавин.
«Поэтому для всех и прежде всего для регуляторов стало очевидно, что эта модель и опыт центральных контрагентов вполне заслуживают внимания. Так, после кризиса 2008 года все основные мировые регуляторы стали заниматься усилением контроля, централизацией управления рисками».
«Когда я пришел на Мосбиржу, центральный контрагент уже был. Тогда функцией НКЦ было исполнять функции центрального контрагента и клирингового банка на валютном рынке исключительно. Причем, на спот-рынке. Позднее мы стали все рынки приводить к этому общему знаменателю и у нас постепенно все основные рынки — фондовый, срочный, рынок драгоценных металлов, зерна и даже внебиржевые OTC-деривативы — перешли на сделки с центральным контрагентом, не говоря уже про рынок репо, а с недавних пор и рынок депозитов с корпоративными клиентами».
КРЕДИТНЫЙ РИСК — НА НКЦ
«В период нестабильности участникам рынка теперь не надо задумываться о своем кредитном риске, потому что у них контрагентом является НКЦ и у них по сути голова должна болеть только о рыночном риске, который они набирают. Все остальное не должно для них являться проблемой. Функция центрального контрагента — взять на себя, аккумулировать на себе кредитный риск рынка, трансформировать его в рыночный риск и уже им управлять».
Участники рынка могут заключать с помощью центрального контрагента как адресные, так и безадресные сделки, но крупный бизнес по-прежнему предпочитает прямой контакт с контрагентом, а денежные расчеты проводит через НКЦ.
«Безадресных сделок на валютном рынке больше, на других рынках могут преобладать адресные. Рынок репо более ликвиден в адресных сделках, потому что контрагенты все равно хотят, помимо того, что они понимают, что у них риск на НКЦ, что НКЦ получает первоклассное обеспечение по этим сделкам, но когда речь идет о крупных суммах, то люди предпочитают обговаривать условия на двусторонней основе, а клиринг — по сути управление кредитным риском — отдается на откуп НКЦ», — сказал Хавин.
О ВАЛЮТНОМ КРИЗИСЕ 2014 ГОДА
Центробанк четыре года назад отпустил рубль в свободное плавание, ежедневные скачки пары доллар/рубль в декабре 2014 года превышали 20 рублей или более 30 процентов от стоимости валюты.
«Я очень доволен тем, как мы прошли 2014 год, у нас не было никаких проблем, мы заранее отреагировали на изменение валютной политики Банка России. Когда был плавающий валютный коридор, который ЦБР периодически расширял, у НКЦ была, как мы ее называем, адаптивная система, которая учитывала историческую волатильность за предыдущие периоды и давала рекомендации о размере маржинальных требований, которые должны быть», — сказал Хавин.
«Конечно, система учитывала ситуацию, которая была в кризис 2008 года и позднее, но все равно даже в 2008 году мы не жили в условиях, когда ЦБ не проводит интервенции, то есть в условиях абсолютно плавающего курса. До 2008 года ЦБ покупал валюту по каким-то заранее известным и понятным границам, потом он ее продавал. Но в условиях отсутствия регулятора на валютном рынке, как это случилось в конце 2014 года, мы не жили никогда».
«Нам стало понятно, что наша система, хоть и будучи очень умной, но она не может учитывать этот фактор — уход ЦБ с рынка. Поэтому, примерно, за две недели до отмены валютного коридора мы были готовы к тому, что мы резко повысим маржинальные требования».
«Мы подготовились к тому, что ЦБ отпустит рубль в свободное плавание. Поэтому у нас, по сути, не было ни одного дефолта в 2014 году ни на каком рынке. Единственной нашей заботой стала проблема с избытком ликвидности, поскольку участники рынка предпочитали иметь побольше запас маржи у нас, чтобы совершать операции. В условиях повышенной рыночной турбулентности это обычная история».
В это время у НКЦ, который был тогда банком, соблюдающим обычные банковские нормативы, каждый день падала достаточность капитала. До критических цифр не доходило, но НКЦ был на грани 11 процентов по достаточности капитала, в то время как в нормальной ситуации норматив был 18 процентов, сказал Хавин.
«У нас норматив Н1 каждый день снижался, потому что каждый день нам падало на счета несколько миллиардов долларов в день, которые резко увеличивали активы, и что хочешь можно делать, но активы лежали на счетах в американских банках и взвешивались с учетом 20-процентного коэффициента риска».
«Мы объясняли эту ситуацию Центробанку… Казалось, если так пойдет дальше, НКЦ будет вынужден нарушать норматив. В итоге жизнь заставила и пришлось быстренько научиться покупать американские гособлигации, которые взвешиваются с нулевым значением коэффициента. Так и решили проблему».
«По большому счету, 2014 год, кроме как успешным для нас, я не могу назвать — по прибыли у нас были колоссальные результаты, мы перевыполнили план серьезно. С точки зрения риск-менеджмента мы прошли ту турбулентность очень достойно».
«Мы перевели систему риск-менеджмента в ручной режим, но это буквально на пару недель. Потом все пришло в норму и стало работать спокойно в рамках стандартных отклонений».
«Да, 2014 год был проверкой, по-моему, она прошла успешно. Если для всех центральных контрагентов мира проверкой стал 2007-2008 годы, то для НКЦ — 2014 год. Никаких изъянов в системе мы не обнаружили».
О КЛИРИНГОВЫХ СЕРТИФИКАТАХ УЧАСТИЯ
«КСУ — это на самом деле инструмент для удобства участников рынка. Элементарно, когда у тебя 100 разных бумаг и тебе надо сделать с ними репо, ты делаешь 100 сделок, но зачем? Когда можно эти бумаги занести в КСУ и делаешь одну сделку репо с КСУ, а управление твоим обеспечением берет на себя НКЦ. Это максимальное удобство для игроков. Кстати, рынок далеко не сразу оценил инструмент КСУ. Даже сейчас. Я считаю, что его потенциал намного выше», — сказал Хавин.
Меньше половины репо с ЦК на Мосбирже приходится на репо с КСУ и причина, по мнению Хавина в том, в том, что рынок не до конца понимает их преимущества.
«КСУ де-юре является обязательством НКЦ. НКЦ по кредитному качеству в рублях выше странового рейтинга, и по КСУ есть заключение агентства Fitch, согласно которому этот инструмент тоже считается обязательством с кредитным качеством выше суверенного на одну ступеньку».
«Возможно, для банков есть некоторая сложность доказать, что это та же самая бумага, только еще лучше, чем облигации топовых компаний или ОФЗ, и, наверное, здесь нам нужно работать с регулятором и участниками рынка, но потенциал там огромный».
«Кстати, сейчас мы видим огромный успех у репо с центральным контрагентом, но он тоже пришел не сразу. Мы его запустили в 2015 году, но реально серьезные объемы там появились в 2017 году», — сказал Хавин.
В 2015 году, когда начали сокращаться объемы операций репо с Центральным банком, пропорционально стали расти объемы операций репо с ЦК, сделки перетекли от ЦБР к НКЦ:
«ЦБ, когда проводит собственные операции репо, он преследует цели денежно-кредитной политики. Если они видят избыток денежных средств на рынке, они сокращают объем предоставления средств в репо. Но если спрос на эти операции есть, он никуда не девается, он перетекает к нам», — сказал Хавин.
«Наверное, история с сокращением объемов репо с ЦБ нам несколько помогла, но, тем не менее, инструмент настолько нужный, что спрос на него, может быть и не с первого дня, но появился достаточно быстро. Мы, по началу, сидели и обсуждали внутри — почему люди не понимают, насколько это выгодно? Но потом все встало на свои места. И у КСУ тоже большие перспективы, не меньше, чем репо с ЦК. Будет еще большой спрос на этот инструмент. Мы там ограничены только емкостью денежного рынка, а так, границ не видно».
«В таком формате, нет нигде больше в мире такой технологии, чтобы клиринговый центр являлся еще и эмитентом бумаги — КСУ, существенно облегчая жизнь участникам рынка. Кроме удобства, участники рынка, перешедшие на КСУ, перекладывают управление обеспечением на нас — на НКЦ и НРД».
О СРЕДСТВАХ, ПРИВЛЕКАЕМЫХ У ЦБР
У НКЦ, как у центрального контрагента со своим регулированием, есть специальные кредитные линии от ЦБР, но он ими почти не пользовался.
«У нас арсенал инструментов рефинансирования такой же, как у любого крупного российского банка. Это расчетный кредит (овердрафт) по нашему корреспондентскому счету, а также лимит по операциям репо с Банком России. Исключением из общего набора инструментов является, пожалуй, лишь договор о своп-линии с Банком России, покрывающий три валюты: рубли, доллары США и евро. Правда, до сегодняшнего дня мы никогда не прибегали к его использованию. Были технические сделки на предельно минимальные объемы и, исключительно, с целью проверить, что все работает и у нас, и на стороне ЦБ», — сказал Хавин.
В прошлом году НКЦ оказался на грани того, чтобы в первый раз задействовать своп-линию ЦБР в боевом режиме.
«Когда в один из крупных коммерческих банков вводилась временная администрация, у них возник временной гэп по оформлению прав подписи, доверенностей и прочей документации, а платить по обязательствам перед НКЦ нужно было незамедлительно. Пока разбирались — время вышло. В итоге – техническая непоставка, конечно, полностью обеспеченная, но все же неприятно. Ведь средствами от одного участника НКЦ выполняет свои обязательства перед другими. Ко всему прочему, это была еще и пятница, то есть короткий день у всех на рынке».
«Был уже готов звонить коллегам в ЦБ и просить о сделке своп, но справились самостоятельно. Благодаря сделкам с нашими рыночными контрагентами, все закрыли».
ПОСЛЕДСТВИЯ ПРИНИМАЕМЫХ РИСКОВ
Центробанк пристально следит, какие риски берет на себя НКЦ. Если игроки пытаются переложить на НКЦ неадекватные риски, он не может отказать им в сделке, но обезопасить себя обязан.
«Нет. Отказать мы, конечно, не можем. Потом сделки у нас заключаются в электронной форме и онлайн, поэтому такую форму отказа мне даже сложно себе представить. Но у нас есть такой инструмент, как лимит концентрации, который действует для всех инструментов. При каком-то аномальном наращивании риска, мы всегда имеем возможность установить лимит концентрации в размере 100 процентов, потребовав под новую сделку полного покрытия. Таким образом, экономическая целесообразность сделки, да и наши собственные риски сводятся к нулю», — сказал Хавин.
В случае с банками НКЦ имеет право на безакцептное списание средств с корсчета этого банка в ЦБР в случае неисполнения обязательств.
«В правилах клиринга, насколько я помню, это предусмотрено, но с кредитными организациями, которые у нас торгуют или торговали, до этого не доходило. Безакцептное списание — это инструмент, но это не линия защиты НКЦ. Все равно для нас первично то обеспечение по сделке, которое вносит участник. И это обеспечение, которое покрывает наш риск, должно быть даже несколько в большем объеме, чем размер риска, который мы принимаем на себя».
«Некредитные организации, в большинстве своем, по кредитному качеству, конечно, похуже, чем банки. Я, конечно, не говорю сейчас о крупнейших именах среди брокеров, но в основной массе это финансовые компании с небольшим капиталом. Тем не менее, они полноправные участники рынка и при наличии хорошего и достаточного обеспечения, они могут торговать на рынке наравне с банками», — сказал Хавин.
О САНАЦИЯХ И ДЕФОЛТАХ БАНКОВ
Когда в 2017 году Центробанк санировал крупные частные банки, формально НКЦ должен был реагировать — закрывать их рыночные позиции. Но, получив заверения об их поддержке от Центробанка, НКЦ не отлучил от рынка ни один из трех санируемых банков.
«Это еще одна история — проверка для риск-менеджмента НКЦ. Конечно, она была менее яркой, чем турбулентность 2014 года, потому что те банки, которые перешли к Фонду консолидации банковского сектора, продолжили торговать на бирже и полностью исполняли свои обязательства перед НКЦ в нормальном режиме», — сказал Хавин.
«То есть, когда ЦБР вводил временную администрацию в эти банки, у нас автоматически возникало право прекратить с ними наше сотрудничество, закрыть все рыночные позиции и реализовать имевшееся обеспечение. Но в этих конкретных нескольких случаях формулировки, которые сопровождали введение внешнего управления, касавшиеся поддержки со стороны Банка России и дальнейшей работы этих организаций, давали нам основание не пользоваться нашим правом. По сути, в результате всех этих историй, пострадали только владельцы акций этих банков и субордов. По всем остальным рыночным операциям банки исполняли свои обязательства и вопросов не возникало».
Если по указанным крупным банкам все обязательства исполнялись с помощью Центробанка, то с отзывами лицензий ситуация была иной.
«Например, Внешпромбанк, Нота-банк, Межпромбанк, Пробизнесбанк. Это были весьма крупные участники рынка и для нас это была проверка посерьезнее», — сказал Хавин.
«После того, как происходил отзыв лицензии, а у этих игроков были рыночные позиции, нам приходилось их закрывать. Возросла в моменте нагрузка на персонал НКЦ, поскольку позиций было много, обеспечения еще больше. Реализовать нужно было всё: каждую акцию, каждую облигацию, всю валюту превратить в рубли. И все это в рамках ликвидационного неттинга, на проведение которого у нас времени — всего пара дней».
«В итоге все прошло гладко. Во всех случаях отзыва банковских лицензий мы оставались с качественным обеспечением, которое было не только в денежной форме, но и в бумагах. Все это мы продавали на рынке, закрывали обязательства банков перед собой и, к удовольствию временных управляющих, отправляли им излишки денежных средств. Наши коллеги из Банка России даже порой удивлялись, спрашивая сколько мы денег заберем с их подопечного сверх положенного. А мы отвечали — нисколько не заберем, по рынку все обеспечение продадим, и еще деньги останутся в размере дисконта. Вот эти дисконты и возвращали в денежной форме конкурсному управляющему».
ПОСЛЕДНИЕ ТЕСТЫ
Одним из последних испытаний, выпавших на долю российского финансового рынка, стали падение рубля и исход нерезидентов из ОФЗ в августе после усиления санкционной риторики и турбулентности на ЕМ-рынках.
«При обесценении ОФЗ, рубля, мы автоматически переоценивали обеспечение участников торгов, они довносили в случае нехватки, стрессовых ситуаций никаких не было», — сказал Хавин.
«Самое интересное, что я отметил, что во времена рыночной турбулентности участники рынка сильнее концентрируются и меньше допускают операционных ошибок. У нас около 700 участников клиринга и, отдельные технические непоставки в деньгах или бумагах случаются практически каждый день. Однако, чем напряжённее ситуация на рынке, тем аккуратнее себя ведут участники клиринга. В результате, в дни повышенной волатильности у нас практически не бывает технических дефолтов».
В сентябре шведский клиринговый дом — центральный контрагент NASDAQ OMX — сообщил, что произошел дефолт участника клиринга на товарном рынке, при этом центральный контрагент не справился только средствами обеспечения клиента, закрывая его позицию, использовал выделенный капитал и гарантийные фонды клиентов.
«Нет, в нашей истории, к счастью, дефолтов такого масштаба не случалось. Ведь в данном случае, центральному контрагенту пришлось задействовать сразу несколько уровней защиты. Нужно понимать, что при закрытии дефолта в первую очередь идет реализация обеспечения клиента, допустившего дефолт. Вслед за этим используется выделенный капитал ЦК или «skin in the game» — то, чем готов рисковать сам клиринговый дом. Потом задействуются средства участников, внесенные в гарантийный фонд. То есть, шведские коллеги дошли до третьего уровня защиты ЦК. В итоге, пострадали участники рынка, потерявшие свои взносы в гарантийном фонде», — сказал Хавин.
«Мы внимательно следим за этим случаем. Сам факт очень интересный».
(Редактор Дмитрий Антонов) 2018-10-05T131239Z_1_LYNXNPEE94114-ORUBS_RTROPTP_1_ORUBS-RUSSIA-ECONOMY-EXCHANGE.JPG
sponsoredArticle = ‘div-gpt-ad-1466339494851-0’;
