Правки инструкций и регламентов — неподходящий рецепт развития рынка

Технологии и инновации — один из ключевых приоритетов развития нашей страны. Однако до сих пор рынок промышленной собственности демонстрирует скорее спад, чем рост. Падает число патентных заявок, заключается минимальное число сделок. Зачастую изобретателям и технологическим компаниям просто не интересно всерьез думать о монетизации своих интеллектуальных прав. Что это — внутренние проблемы индустрий, изъяны регулирования, недостатки бюрократической системы? В преддверии крупнейшей образовательной конференции по интеллектуальной собственности в «Сколково» — IP Академии — мы расспросили об этом президента Федерации интеллектуальной собственности Сергея Матвеева.
— По данным Роспатента, интерес заявителей к таким объектам промышленной собственности как полезная модель и промышленный образец в 2018 году значительно снизился, и в целом патентных заявок было подано немного — около 24 тысяч. На ваш взгляд, помимо низкой активности заявителей, какие еще существуют наиболее острые проблемы и что необходимо в первую очередь для решения?
— Низкий интерес заявителей — всегда тревожный симптом, и он, как правило, результат того, что в творческих и наукоемких индустриях есть острые проблемы. Диагностика этих проблем — отдельная задача. Обычно первая причина, которой пытаются объяснить любой спад, — неудобство или низкое качество соответствующей услуги. Но это поверхностный взгляд. Причины спада активности скорее лежат не в плоскости работы Роспатента — в конце концов, это техническая служба, которая отвечает за то, чтобы определить новизну, применимость, неочевидность технического решения, и предоставить заявителю от лица государства «сильное» патентное право. Причины залегают существенно глубже — сам режим правовой охраны неудобен или даже не нужен индустриям. Творцы и бизнес в нем почему-то становятся не заинтересованы в использовании соответствующего инструмента. Мы же часто вместо поиска истинной причины стремимся сгладить спады «снадобьями» в виде раздачи бюджетных денег в качестве премии за получение патента. Меня больше беспокоит то, что, когда истинная проблема станет очевидной, «лечить болезнь» будет слишком поздно.
Отвечая на ваш вопрос, почему режим охраны как «полезная модель» стал не особенно востребованным, — здесь скорее сыграли роль поправки гражданского законодательства, которые в определенном смысле усложнили требования к нему, приблизив к режиму охраны как «изобретение». Мир технологий, рационализаторства сильно ускорился, а мы банально пошли «против течения». Так что здесь, вероятно, нужны законодательные инициативы, которые бы исходили не столько от представлений государственных органов, сколько исходили бы из потребностей бизнеса — у таких отраслей, как разработка программного обеспечения, инжиниринг, агроиндустрия, они точно имеются.

— Есть ли такие примеры запросов индустрии?
— Для промышленных образцов года три назад эффективным решением была бы корректировка формы предоставления услуги — достаточно было начать принимать в составе заявки на получение дизайн-патента трехмерные модели. Именно тогда возник явный тренд — заказчики промдизайна начали требовать 3D-модель, а не эскизы и рисунки. Это стало деловым обычаем. Но в этом вопросе мы банально упустили время. И сегодня многие объекты дизайна де-факто оборачиваются в режиме авторско-правовой охраны. Так что в нашем случае вода камень не точит, а находит новое русло.
Как исправить ситуацию — сложно сказать. Возможно, нам, как и ряду других стран, нужно вывести из законодательства требование экспертизы промышленных образцов и перейти к режиму их депонирования. Опять же, нужно спросить индустрии — архитекторов, промышленных дизайнеров — о том, что они создают и насколько продолжительной и «сильной» должна быть патентно-правовая охрана на внешние формы их творений. Переход к депонированию без проведения экспертизы — серьезный шаг. Ведь в этом случае возникает риск роста споров в суде. Избежать этого, впрочем, можно, развивая культуру добросовестной проверки объектов — аналогично тому, как это происходит с использованием систем антиплагиата в научно-образовательной сфере.
Здесь очень важно учитывать, что услуги и в целом режимы охраны интеллектуальной собственности не могут жить в отрыве от приоритетов научно-технологического и культурного развития.
— Вы высказывали мнение о том, что российское законодательство об авторском праве достаточно целостное, однако оно требует некоторых точечных корректировок под современные реалии. Какие именно корректировки ему необходимы?
— Честно — я бы его вовсе не трогал. Не потому, что оно хорошее, а лишь потому, что законодательство не мешает развитию креативных отраслей, и главное — они только-только научились им пользоваться.
Единственное, что нужно сделать, — дать небольшие добавления, раскрывающие особенности оборота прав и самих охраняемых объектов в цифровой среде. И причина здесь — не какие-то барьеры, а необходимость ускоренно сформировать правоприменительную практику. Это задача нетривиальная -понимание «цифрового оборота» только-только возникает. Но понимание и, главное, защита прав, которые оборачиваются с помощью технологических решений — распределенного реестра и самоисполняемых контрактов, нужны от «Москвы до самых до окраин».
— Существует мнение о том, что в России еще не научились в полной мере пользоваться интеллектуальными правами. На ваш взгляд, сколько должно пройти времени для формирования культуры управления и пользования объектами интеллектуальной собственности и какие шаги для этого необходимо сделать? В каких сферах (дизайн/искусство/IT и т. д.) проблема стоит наиболее остро?
— Остро — во всех, однако есть закономерность: чем меньше творческих и технических результатов в индустрии охраняются патентным правом, то есть для эффективного бизнеса достаточно авторско-правых режимов, тем меньше таких проблем. Чем больше индустрия завязана на патентные режимы — тем больше проблем. Поэтому анимация, кинематограф, музыкальная индустрия развиваются хорошо — там среди острых проблем я отмечу только воспитание массовой культуры добросовестного применения результатов. Сегодня каждый пользователь смартфона — автор, но не каждый думает о том, что созданные им творения используют результаты, принадлежащие другим авторам.
А вот как только мы выходим в режимы охраны, требующие экспертизы «сути» — светотехника, архитектура, промышленный дизайн, биотехнологии, пищевая промышленность, фармацевтика, — проблем становится слишком много. То мы спорим о принудительных лицензиях, то о «вечнозелености» патентов. Споров, когда сформирована культура добросовестного потребления, когда сформированы рынки в таких больших количествах, возникать не должно: их наличие — признак того, что сферы еще «не устоялись». В таких ситуациях велик соблазн поиска простых решений в духе — а давайте для фармацевтики поправим инструкцию Роспатента, и «все образуется». Но в сфере интеллектуальной собственности правки инструкций — самый неудачный рецепт «лечения». Работая с результатами творчества, технологическими результатами, нужно понимать, что каждый такой результат уникален, неповторим, как и его создатель. Нужно больше, в том числе и экспертных функций, отдавать не чиновникам, а рынку, отдавать туда, где ценится репутация.
У нас системное и современное законодательство, защищающее творцов и потребителей результатов интеллектуального, творческого труда, появилось всего десятилетие назад. При этом культура уважения и легального использования результатов, которая является важной частью общей культуры нации, как правило, формируется нескольким поколениями. В России огромный пласт творцов такого опыта не имеет — мы же выходцы из странного «советского прошлого», где патенты и авторские свидетельства были, а права собственности на них — «обрезали», поскольку сам институт частной собственности работал очень ограниченно. Но у нас есть шанс ужать столетие раз в десять за счет «автоматизации права» и перевода сервисов по распоряжению правами и охраняемыми объектами в цифровую среду.

— Как российское научное сообщество участвует в совершенствовании рынка интеллектуальной собственности?
— Благодаря требованиям Минобрнауки России сообщество «наращивает» показатели по публикациям, патентованию, внебюджетным доходам от распоряжения правами, в том числе их передачи малым инновационным предприятиям.
А вот осознанных примеров управления правами пока что не так много, но они есть — Томск, Ростов. Есть университеты, которые осознали, что они, «добывая знания», фактически добывают самое ценное «сырье» для индустрий. Но участвовать в совершенствовании рынка они еще не стремятся, они только «примеряют» законы и имеющуюся инфраструктуру управления интеллектуальными правами.
Есть интересные кейсы развития новых индустрий, которые по-новому смотрят на интеллектуальную собственность. Именно там возникает потребность совершенствования соответствующего института. Пример — Санкт-Петербургский политех — цифровые модели, «сетки» для моделирования, или ВШЭ — типовые архитектурные проекты социальных объектов. С этими университетами мы работаем над тем, как сделать управление правами в цифровой среде комфортным, естественным, низкозатратным и, естественно, высокодоходным для них.
— В настоящий момент в профессиональных кругах исследователей, предпринимателей и законодателей обсуждается внесение изменений в Гражданский кодекс РФ, подразумевающих привлечение образовательных и научных организаций для проведения патентной экспертизы. По каким критериям будет составляться список таких организаций? Каким образом такой подход сможет повысить качество экспертизы и патентного поиска?
— Базовые критерии — они уже есть в постановлении Правительства России об оценке результативности научных организаций. Такие организации должны быть лидерами в науке — а это показатели публикационной активности и патентования, и одновременно показатели практического применения результатов, такие как малое предпринимательство, лицензирование, внебюджетные доходы. Тут должна, безусловно, работать совокупность критериев.
Но я бы здесь вернулся к первому вопросу. Мы же понимаем, что нам нужно патентовать в первую очередь — национальные приоритеты научно-технологического развития определены в 2016 году с утверждением соответствующей Стратегии. Нам нужны результаты, которые помогают создавать функциональное питание, современные транспортные и телекоммуникационные системы, решать задачи здоровьесбережения… Вот в Японии, когда формулировали стратегические ориентиры развития сферы интеллектуальной собственности, решили, опираясь на приоритеты в научно-технологическом развитии, что в стране будет самое эффективное ведомство по патентованию решений в сфере искусственного интеллекта. Мы тоже хотим иметь эффективное ведомство по патентованию. И тогда логичен вопрос: а в какой сфере? Естественно, «в коридорах», заданных приоритетами научно-технологического развития. А чтобы это сделать, нужна быстрая и качественная экспертиза в каждом из приоритетов.
Сегодня экспертиза в руках лишь одной организации — ФИПС. Сами подумайте, перечитав 20-й пункт Указа Президента России об утверждении Стратегии научно-технологического развития и перечисленные в нем приоритеты, насколько это реально.
Поэтому дать патентному ведомству возможность использовать экспертные заключения разных организаций-лидеров — это уже не вопрос качества, это вопрос возможности ответа на «большие вызовы», определенные Стратегией.
— В одном из интервью вы сказали: рынка промышленной собственности в России не существует, приведя данные о том, что за последние пять лет в России заключено немногим более 3,5 тыс. патентных сделок в год — мизерная цифра для страны, инвестирующей в науку. Действительно ли изобретатели боятся самостоятельно управлять интеллектуальными правами и заключать эти сделки? Почему это происходит и какие вы видите пути решения этой проблемы?
— Ежегодное количество лицензионных договоров — да, стабильно колеблется между тремя и четырьмя тысячами. Но эта проблема — не проблема изобретателей. Это даже не проблема Минобрнауки и никак не проблема пресловутой «оценки эффективности затрат на НИОКР». Никто не боится управлять правами, просто смысла в этом те, кто должны бы были это делать, видят не так уж много — экономика не подталкивает к использованию охраняемых результатов.
Сделки — дело добровольное, они не могут стимулироваться «давлением» на науку. Тут скорее нужно стимулирование спроса на результаты со стороны бизнеса. А такой спрос является следствием развития конкурентной среды. Бизнес, который конкурирует, который в хорошем смысле «воюет» за рынок, — он покупает результаты для того, чтобы сделать свой продукт или услугу более качественной. Он за счет покупки интеллектуальной собственности улучшает продукт. Нет конкуренции — нет покупок интеллектуальных прав, нет инноваций, нет быстрого роста валового продукта, нет ничего. Вопрос числа сделок — вопрос экономического уклада.
Путей решения немало. Самый очевидный — усиление реальной конкуренции, поддержки малого и среднего предпринимательства, роста именно этого сегмента экономики. Тогда точно будет реальный рост покупок технологий, отдельных результатов, рост всех показателей — от сделок с географическими указаниями до патентов.
Второй путь, более реальный для стран с относительно небольшим внутренним рынком, — вывод национальных компаний на внешний рынок. На «больших рынках» есть все — и конкуренция, и свои правила, и высокоразвитая культура управления интеллектуальными правами. Сама амбициозная задача экспорта непременно продуцирует естественный рост рынка интеллектуальной собственности.