РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Сергей КОВАЛЕВ. Фото AFP
19 ноября его ждет важнейший бой в жизни. Андре Уорд на профессиональном ринге не проигрывал никогда и никому. Как, впрочем, и сам Сергей Ковалев. Кто-то хмурился бы, вспоминая о грядущем испытании. А Ковалев улыбается!
К великому чемпиону мы полетели бы и в Челябинск, и в Лос-Анджелес. Когда большой боксер еще и рассказчик хоть куда – это редкость. Уж тем более ухватились за шанс, когда Сергей приехал в Москву. Правда, на четыре часа – но паузы между рейсами нам хватило, чтоб расспросить обо всем.
***
– Скоро выйдет ваша книга. Над каким эпизодом особенно долго размышляли – стоит ли о нем вспоминать?
– С которого книга и начинается. «Пробный прыжок в пропасть» – мой соавтор так назвал эту главу. Она о том, где я рос, как. Все приятели были старше – кто на год, кто на два. Я был самый молодой в компании.
– Ваш район – тот самый ЧТЗ – Челябинский тракторный завод?
– Да. В подростковом возрасте жил на 7-м участке, через дорогу от Первой пятилетки. Рядом хоккейная школа «Трактор». Четырехэтажные дома 30-х годов, коммунальные квартиры. Там живут малоимущие семьи, рабочий класс. Не знаю, как сейчас, в мое время в этом районе все либо бухали, либо кололись. Весело тогда жилось. Я разок тоже был в это вовлечен… В книге все прочтете.
– Расскажите хотя бы часть.
– Один раз любопытство взяло надо мной верх, поучаствовал в нехорошем деле. Выкарабкался благодаря боксу и собственному характеру. Когда начал заниматься спортом, преследовала мысль: «Только бокс может вывести в люди, даст мне именно то, что я хочу…» На пятерки в школе рассчитывать не приходилось. Не хотелось учиться. Зато было трудолюбие, большой интерес к единоборствам. А в боксе есть возможность драться законно и получать за это деньги.
– Вы говорили, находились рядом с наркотиками. Пробовали?
– Это не я находился рядом с наркотиками, а они со мной. Я рос в то время, когда был бум наркомании в нашем городе.
– Вас осмысленно подсаживали на это дело?
– Никто и никогда меня ни на что не подсаживал. Если мне начинают что-нибудь навязывать, перестаю общаться с такими людьми. Тогда же было любопытство в чистом виде.
– Что почувствовали?
– Ничего не могу рассказать по этому поводу. Извините. Если вам интересно, попробуйте сами. Лично я совершенно не понимаю людей, которые употребляют всю эту дрянь. Сейчас даже сигаретный дым не переношу… А тогда чего только ни происходило! С двенадцати лет родители потеряли надо мной контроль. Хотя кто у меня был? Мама.
– А отчим?
– Отчим умер в марте 1995-го. Мне как раз двенадцать было. Случился семейный конфликт, он переживал очень сильно. С утра, как обычно, собрался и ушел на работу. Пропал дня на три. Нет и нет!
– Прежде такое бывало?
– Да никогда! У мамы паника: куда делся? Начали обзванивать больницы, отделения милиции…
– Где нашли?
– В морге.
– Что произошло?
– Стали выяснять. Есть у нас в двух остановках от дома гастроном «Тракторозаводский». Там бар. По пути на работу заехал туда. Взял бутылку коньяка, выпил две-три рюмки, положил голову на скрещенные руки и уснул. Барменша в середине дня будит его: «Мужчина, проснитесь! На обед закрываемся!» А он замертво упал. Во сне остановилось сердце. Он не первый день на «кочерге» был. Пил, ничего не ел. 35 лет человеку, в Афганистане служил. На похороны друзья «афганцы» собрались…
– Вы уже всё понимали?
– Да, я тогда даже деньги зарабатывал!
– Каким образом?
– Газеты в киоске покупал и перепродавал через дорогу в гастрономе. С пацанами машины мыли у офисного здания. Бутылки собирали и сдавали. Рядом главная проходная ЧТЗ. Мужики шли с завода, на троих соображали прямо неподалеку. Мы эти бутылки подбирали. Если кто уснет – обувь снимем, карманы выпотрошим. Сейчас стремно говорить, что работяг раздевали, – но ведь это правда. Мозгов у нас совсем не было. Не понимали, что делали.
– Сняли с человека кроссовки – а дальше что?
– Ищешь, кому продать. Особо приводов, как ни странно, не было. В серьезных вещах я не участвовал, чтоб по-настоящему загреметь.
– На что тратили?
– На игры в компьютерном клубе ДК ЧТЗ. Еще на сладости оставалось. Вспоминаю случай, за который до сих пор стыдно перед мамой. Мне было лет тринадцать. Она работала кондуктором в троллейбусе, зарплата – 550 рублей. Так уговорил купить мне модные черные кроссовки Reebok, которые стоили 510! Почти вся ее зарплата!
– С ума сойти.
– Мама упиралась: «Давай подешевле, рублей за 200». А я ныл: «Нет! Хочу такие!» – «Они ж не кожаные…» – «Ну и что. Зато красивые». Ходил в них, гордился. Не соображал тогда, что на эти деньги маме нужно заполнить холодильник, кормить не только меня, но и мою сестру, младшего брата. Жили бедно. Когда яйца в холодильнике – значит, удачный день. Чай с хлебом – нормально. Стакан сахара у соседей занимали, потом отдавали. Если сахара нет, брал яйцо, обжаривал с хлебом – вкусно! Дома не было традиции обедать или ужинать всей семьей. Кто раньше пришел, что увидел в холодильнике, то и съел.
– Мама у вас еще крановщицей работала?
– Да. В сталелитейном цехе ЧТЗ, потом на заводе крупнопанельного домостроения и строительных конструкций. Я приезжал к ней на работу, поднимался на кран, разрешала мне за рычаги подержаться.
– Страшно?
– Да нет. Это ж не башенный кран – высота метров 20-30. Когда начались сокращения, ушла с завода. Устроилась кондуктором. А когда я уже в Америке тренировался – медсестрой в морг. Я был в ужасе.
– Да не в морг, а в лабораторию судмедэкспертизы, – поправила мама Ковалева, сидевшая рядом. В тот день они вместе прилетели из Америки.
– Ну да, – согласился Сергей. – Просто морг рядом, поэтому так и называю. Но уже третий год не работает. Слава богу, в этом нет необходимости, сейчас нам хватает моих заработков.
***
– Сколько раз в юности вы прошли по грани?
– Не сосчитать!
– Читали в давнем интервью – нож вам приставил некий Ваня Резаный.
– Не сам Ваня, а его прикентовка. У них, видимо, схема была отработана. Ваня как авторитет оставался в сторонке, рулил. А шантрапа орудовала. Ему было лет пятнадцать.
– А вам сколько?
– Десять. Боксом еще не занимался. Да и вряд ли он бы меня спас. Я же совсем маленький был.
– Ткнуть могли?
– Да ну, не думаю… Хотя тогда был уверен – могли. Они с клеем «Момент» очень дружили, постоянно нюхали. Самого-то Ваню кто-то порезал! Я в тот день много газет продал, полные карманы мелочи. В одной руке мороженка, в другой – шоколадка.
– Где вас настигли?
– Вышел на остановку раньше. Бам – нарвался на гоп-стоп. Я прежде краем уха слышал, что есть такая банда в нашем районе. А тут – они самые, точно по описанию!
– Сколько их было?
– Ваня Резаный и в прикентовке пять-шесть человек. Казалось – такие крутые ребята! Подлетели – я сразу хвост прижал. Что сейчас будет-то? Один нож подставил. Испугался я сильно. Кто их знает – галюны поймают какие-то, пырнут и убегут…
– Вывернули карманы?
– Всё отдал – и мелочь, и шоколадки. Те смеются. Ладно, хоть вещи не сняли. Впрочем, на мне не было ничего, чем их удивить.
– После встречались?
– Встретил и рассчитался.
– Вот об этом подробнее.
– Было мне уже лет тринадцать, занимался боксом. Как-то иду, сталкиваюсь с Ваней и еще одним из той компании. Я подошел первым. Верил – смогу!
– Смогли?
– Отработал «двоечку», им хватило. Не упали, но за лица схватились. Они к тому моменту так опустились, что никакой угрозы не внушали. Оба как тряпки, замученные жизнью. Но все равно – для меня это был огромный шаг! Как же я гордился, что бокс мне помог! Тренер Новиков прокачивал нам мозги будь здоров. Часто бывало: записывается пацан на бокс. Неделю не попадает под замес, вторую. Потом ставят против парня посильнее – накидают ему, и всё. На следующей тренировке его уже нет.
– Тренировки были жесткие?
– Вы не представляете, насколько! Идешь, понимаешь, сегодня – боевая тренировка. Драться надо! Понедельник, среда, пятница – каждый из этих дней пропитан страхом. То ли побьют тебя, то ли нет. Неизвестно, с кем поставят. Либо нос расквасят, либо сам руки выбьешь.
– Вам всерьез хоть раз накидали?
– Накидывали. Лежачего не забивали – но прилетало нормально. Особенно весело было в спаррингах с Саней Соляниковым, он был чуть меньше на одну весовую категорию. В четырнадцать лет меня в нокдаун послал – хлоп! Я не ожидал!
– Упали?
– На коленочку присел. Тренер нас развел. Неделя прошла, уже я Саню отправил в нокдаун. Новиков подбежал: «Хватит, хватит…»
– Что за ощущения – когда ты в нокдауне?
– Будто бутылку водки в себя влил разом. Первые секунд десять тебя ведет. Ничего просчитать не можешь. Помаленьку фокусируешься. Самое страшное – в ногах силы никакой. Вот от этого и падаешь. Когда встаешь, продолжает болтать.
– Есть способы быстро собраться?
– Нет. Были удары, когда я находился в стоячем нокдауне. На грани того, что вот-вот рухнешь. Если ты в сознании, мысль одна: лишь бы еще не пропустить. Главное – чтоб соперник не увидел, как тебе плохо. Стоит дать понять, что «поплыл» – печально все кончится, добьет.
– Что надо делать?
– Продолжать уклоны и нырки. Чтоб голова постоянно была в движении. Или рви дистанцию, или сокращай. Нужно прижаться к сопернику, чтоб он снова не ударил. Только не пропускай еще в первые секунд пять!
– Последний серьезный пропуск в вашей жизни?
– Был тяжелый пропущенный удар. 2008 год, бой с чемпионом мира Аббосом Атоевым из Узбекистана. Громадная ошибка – я вышел, вообще не настроившись!
– Такое бывает?
– Недооценил парня. Смотрю на него – ну, ничего особенного, разберусь! Как, думаю, он чемпионом мира-то стал? А тот, наоборот, собрался. Видел мой предыдущий бой, я красиво победил украинца. Выхожу с мыслью: «Сейчас выиграю, в сборной закреплюсь…» Начинаю забивать Атоева в первом раунде, активно. Он отходит, отходит. Всё, думаю, птичка в клетке. И тут пропускаю контрудар. Падаю. Рефери останавливает бой.
– Отключились?
– Нет.
– Правильно сделали, что остановили бой?
– Думаю, да. Если от одного удара так упал… Встал я на счет «четыре», но записали нокаут. Мне было очень стыдно – за себя, за всё вокруг, за то, что так халатно отнесся. Отличный урок. Нельзя выходить без страха!
– Это у вас-то всегда есть страх?
– Да я на каждый бой выхожу со страхом. Но научился им управлять, превращать в спортивное волнение. Если будешь бояться за пять часов до боя – просто «сгоришь». Выйдешь вареным.
***
– Еще один эпизод из вашей юности – драка против целой толпы. Сколько вас было?
– Десять человек. В решающий момент один из наших куда-то утек, ха… Вернулся я со сборов, встретил друзей. Говорят: «Вчера была стычка». С моим же одноклассником. Усмехаюсь – неужели с одноклассником-то не решу вопрос? Сидим на лавочке во дворе. Семечки щелкаем, анекдоты рассказываем. Подходят девчата – и передают: «Слышали, что «халики» придут, так не оставят…» – «Да пускай приходят!» На всякий случай приготовили пару палок. Бросили у столба.
– Пригодились?
– Не успели воспользоваться. Были шокированы – сколько человек явилось по нашу душу. Двор, длинные дома – мы около углового подъезда.
– Так что вы увидели?
– Сначала человек тридцать-сорок. Их звали «халики» – по имени авторитета Халиулина. Среди нас трое боксеров, еще уличные пацаны. Безо всякого бокса подготовленные. Каждый с тремя справится. Но поначалу-то, оказалось, подошла «пехота», чисто для массовки. Спустя пару минут подтянулись их главные силы. Вот тут-то мы вздрогнули: «О-па…»
– Таких не заболтать?
– Вижу одноклассников в толпе. Обращаюсь к тому, у кого ухо залеплено пластырем: «Вадик, подожди… Это что за дела?» Он на ухо указывает: «Такое, Серега, не прощается!» – «Мы что, убивать друг друга будем? Давай решим по-дружески…»
– Не прокатило?
– За них всё решали старшие. Вижу – разговор вообще не клеится. И у меня рефлекс сработал – зарядил их главному! Одному прилетело, второму, третьему…
– Понеслось?
– Началась возня. Меня в окружение взяли – кто ногами бил, кто палками. Я инстинктивно уклонялся, нырял, как в боксе. Еще кому-то успевал отвечать. Получал и по спине, и по голове, – но боли не чувствовал. Под адреналином потому что.
– Долго махались?
– Да секунд тридцать! Но я успел руки себе разбить. Вдруг все врассыпную. Секунда – и нет никого. Оказывается, у одного нашего пацана, Васьки, был нож. Он их старшего насадил. Те перепугались: лидера порезали! Все-таки половина бригады была не слишком подготовлена для драк, что с них взять – «пехота». Для таких потеря лидера – колоссальный удар. Под руки его подхватили – и бегом.
– Кроме разбитых рук, повреждений у вас не было?
– Две сечки на голове, кровища ручьем. А мне через два дня ехать на турнир в Италию!
– Вас могли пырнуть?
– Если б кого-то из нас «выключили» – я уверен, добили бы палками. Спасло, что Васька того на нож насадил, они дрогнули… Вот такая была юность. Тогда модно было принадлежать бригаде. Сегодня нормально общаемся с теми людьми, которые против нас выходили. Меня уважают за успехи в боксе. С самым главным зачинщиком потасовки даже не здоровались. Потому что к решению того конфликта в конце концов подключились их старшие.
– Сейчас помирились?
– В прошлом году летом увиделись – он сам подошел: «Здорово!» Пожали руки.
– Это Халиулину?
– Нет, он в драке не участвовал. Халиулин был серьезным авторитетом в городе, держал спортивные залы. Кто ходил в эти секции рукопашного боя – тех называли «халики». Когда кого-то из этих секций обижали, они собирались, вставали всей толпой…
– Значит, ребята были подготовленные.
– И боксировали, и боролись! Они были как семья. Если кто-то попадал в неприятную историю – поднимались все. Могли приехали на двух автобусах решать вопрос. Теперь этого нет, время другое. А самого Халиулина убили. Расстреляли машину, когда ехал из бани. Еще мальчишки были с ним в автомобиле, тоже погибли. Остался Макс, сын, который держит эти же залы. По разборкам уже никто не ездит, только спорт.
– В те годы на вас оружие наставляли?
– Нет. Да и ножом-то, считаю, не особо грозили.
– Был же случай, когда вы подвезли парня, который отказался платить.
– Вот это – последняя опасная ситуация в моей жизни. Ночь. Он вышел с девушкой из машины, открыл дверь подъезда. Я подорвался за ними – чтоб дверь не захлопнулась, она же с кодом. Слышь, говорю, дружище, ты б заплатил… Договаривались же.
– А он?
– Подругу подталкивает вперед – заходи, мол, вызывай лифт, сейчас рассчитаюсь. Вижу, что не деньги достает. Нож мелькнул. Я руку его ловлю – и бью. Он упал, захрипел. Я со страху ударил – и так попал, что парень сразу потерялся!
***
– Любительская карьера у вас не клеилась. Неудача за неудачей?
– Да. Выходишь в финал – а там решает политика. Сейчас я все понимаю и спокойно об этом говорю. Прежде не мог взять в толк – почему же меня тогда в первых боях не скидывали, позволяли дойти до финала?
– Почему?
– А вдруг травма у первого номера? Всегда есть запасной Сергей Ковалев, который достойно выступит. Привезет медаль.
– Можно было чего-то добиться боксеру, которого никто не продвигал?
– Как продвинешься – если за тобой нет поддержки? Вы же видели, что творилось в Рио. Абсолютно то же самое! Послушайте Лебзяка – кого хотел взять на Игры он, отцепили. Зато набрали тех, кто ему был не нужен. Весь наш бокс пропитан коррупцией.
– Печально.
– Я мельком смотрел Олимпиаду в Рио: бой выигрывает один – победу отдают другому. И в Лондоне, и в Пекине такое было сплошь и рядом. Все расписано – кто сколько медалей должен привезти.
– Самый нелепый случай, когда вас засудили?
– Тот, после которого я ушел в профи. Пропустив удара от Атоева, месяц, наверное, ничего не делал. Затем начал готовиться – и все мне настолько тяжело давалось… А недели за три получил вот этот порез, – Сергей закатал рукав, и мы увидели чудовищный шрам. – Но давайте не будем углубляться, при каких обстоятельствах. Мне очень повезло, что не задело ни артерии, ни сухожилия. Лишь кожу располосовало. За неделю до чемпионата России в Калининграде я снял швы.
– Мы поражены.
– Правой я даже не работал, когда готовился. Вообще ей бить не мог. Но выхожу в финал – и попадаю под коррупцию. Раз в финале боксирует представитель Калининграда Александр Московский – золото надо отдавать ему.
– Вы это не понимали до боя?
– Да все я понимал! Ясно было, по очкам не выиграю ни за что. Единственный вариант – высаживать его сразу. Но как, если силы у меня не те, сам не свой был. Еще не отошел от удара Атоева, надо было отдыхать больше. А я ничего не делал, понадеялся на организм. Вялость, никакого огня… Но все равно бой выигрываю! В третьем раунде попал ему так хорошо, что парень заболтался.
– А рефери?
– Только я левой сбоку хочу добить, он: «Стоп!» Потом я жалел – надо было все-таки ударить. Пусть уж дисквалифицируют, зато я бы нокаутировал. А получилось, что остановили бой, рефери протер ему сопли, дал прийти в себя, за ручку по рингу поводил…
– По очкам проиграли?
– Да! Весь зал видел, что я выиграл! Сам Московский не отрицал: «Серый, извини…» – «Да ты-то при чем? Мы с тобой здесь пешки, за нас всё решили». На допинг-контроле сидели рядом, общались.
– На него у вас не было никакой обиды?
– Ни малейшей. Он оказался с поддержкой, я – без. Вся моя любительская карьера была такая: без поддержки.
– Ее можно было получить?
– Никто не предлагал. Были ребята, которые переезжали из одной области боксировать за другую. Но из Челябинска никому предложений не поступало.
– Почему?
– Все думали, что мы зарабатываем достойные деньги, нас не переманить. Вроде бы челябинская федерация богатая, Вайнштейн ее возглавлял. Да, ездил я тогда на «Мерседесе», – но купил его на доходы не от бокса.
– Вы говорили, к Московскому у вас претензий нет. К Артуру Бетербиеву другое отношение?
– Другое.
– Почему?
– Очень высокомерный. Считает, что реально победил меня в Якутске. Хотя тоже все очевидно. Мониторы, на которых показывался счет, были развернуты к зрителям. Я вел 23:22, за пять секунд до гонга сближение, сумбур, где ни я не попал, ни он. Внезапно ему прибавляются два очка! Прямо после гонга!
– Вы как боксер были тогда сильнее?
– Не могу себя оценивать, насколько я лучше или хуже кого-то. Бетербиев – сильный. Рубака, ударник. Все боялись его ударов, но если говорить о мысли в ринге – то можно поспорить. В тот раз тоже его перебоксировал. Не скажу, что порвал как грелку, – но бой выиграл! А Бетербиев, когда подняли его руку, тихонько произнес: «Это я еще болел. Вот выздоровлю – все будет по-другому…» Давай, говорю, до свидания.
– Где-то он высказался: «Я Ковалева побил и побью снова». Вас это взбесило?
– Не особо. Но я не люблю, когда мое имя используют для раскрутки собственного. Если б это правдой было – я бы ни слова не сказал против: «Ну да, признаю…» Мне не стремно. Но если не было – как могу согласиться?!
– В Якутске не хотели решить все нокаутом?
– Если ты за нокаутом гонишься – он никогда не получится. Нокаут выходит, когда о нем не думаешь. Когда ты расслаблен. Если меня соперник хочет ударить – обычно чувствую, как именно собирается это сделать. Какой удар готовит, с какой руки. Все инстинкты обостряются. А надо усыпить соперника! Чтоб он расслабился, не ждал опасности. Как меня поймал Атоев. Все говорили: «Серый, да «мешок»…» Ну как он может быть «мешком» – если чемпион мира?
– Нет у вас сожаления, что так и не стали олимпийским чемпионом?
– Вообще нет! Наоборот, хочу всем сказать (склоняется над диктофоном) большое спасибо! Если б выиграл Олимпиаду – это был бы предел. Уже не занимался бы боксом. В любителях олимпийское золото было моей единственной целью.
***
– Если б сегодня уезжали в Америку – каких ошибок точно постарались бы избежать на первых порах?
– Не было у меня ошибок. Ну, может, в плане финансовых договоренностей что-то поменял бы. На меня обратили внимание и дали контракт только после трагического боя с Романом Симаковым… До этого никто в упор не замечал боксера Ковалева. Обращался в промоутерскую компанию, которая подписала Матвея Коробова. Услышал: «Зачем нам еще один русский? Матвея хватает. С ним-то не получается то, что мы хотели…»
– Странно. Там же люди тонко разбираются в боксе. Неужели не видели класс боксера?
– Да кто там «тонко разбирается»?! Вот говорят: «Америка, такие тренеры…» Да там любой может повесить на плечо полотенце и сказать: «Я – тренер». Таланты прорастают сами собой.
– Значит, вы могли и не выбраться наверх?
– Конечно! Мне просто повезло!
– Вот это да.
– Повезло, что перешел в профессионалы. На турнире Попенченко был Анатолий, старый товарищ самого Попенченко. Пригласили как почетного гостя. Увидел мои бои. И вот однажды выдали мне талон на обед – иду в столовку. Подходит мужик: «Можно присесть?» – «Пожалуйста». Я оглянулся по сторонам – кругом пустые столы. Значит, что-то от меня нужно. Он представился: «Я из Америки, тебе надо переходить в профессиональный бокс…» Залез мне в голову с этой идеей!
– Раньше об этом не думалось?
– Нет. Казалось, там головы отбивают. Вот каждый день, пока шел турнир, Анатолий ко мне подходил и говорил о профессиональном боксе. Довел до того, что с этими мыслями я выходил на финальный бой. Сбил мне настрой. Проиграл, сижу в расстройстве. Тут снова он: «Не переживай…» Думаю – что за идиот? Как не переживать?
– Действительно.
– Еще повезло, что Эгис (менеджер Ковалева – Эгис Климас. – Прим. «СЭ») в меня поверил. Начал вкладывать свои деньги.
– Эгис тратил не просто так. Все записывалось в долг.
– Это правда. Он оплачивал мое проживание в Америке, перелеты, питание. Зарплата не полагалась. Мне казалось, все должно сложиться в Штатах – в России на мои бои народ всегда собирался, шептались: «Сегодня Ковалев боксирует, надо пойти, посмотреть». Но это «должно» так затянулось… Бою на пятнадцатом в Америке я уже думал: ну его к черту, этот бокс! Денег не получаю, долги растут и растут. Одно успокаивало.
– Что?
– Перед тем, как начинать наш поход к вершине, задал Эгису вопрос: «А что, если у меня не будет возможности тебе отдать?» – «Не будет – значит, не будет. Не ставить же тебя под автоматы. Значит, я угорел». Я выдохнул – ничем не рискую! Разве что время потрачу зря.
– До 450 тысяч долларов дошло?
– До 400.
– Сейчас сколько осталось?
– Уже рассчитался, – рассмеялся Ковалев. – Благодаря деньгам Эгиса и моему упорству получили шанс. До этого жил с мыслями: на фиг я сюда ехал? За год, что провел в тренировочном лагере Дона Тернера, деградировал как боксер! Опустился до уровня мастера спорта!
– Самое тяжелое, с чем столкнулись в лагере Тернера?
– Северная Каролина. Одноэтажный дом, четыре комнаты и зал. Вокруг поля кукурузы, фасоли, табака. Выйти некуда, полная изоляция. Все это напоминало колонию-поселение. Больше двух недель никто не выдерживал. Исключение – Джимми Лэнг. Он жил в другом штате, специально приезжал к Дону готовиться к боям, чтоб ничто не отвлекало. Но для меня хороших спарринг-партнеров там не было. Чем оставалось заниматься? Вести бой с тенью? Мешок бить?
– Почему нет?
– Мешок-то сдачи не дает! Если получал соперников – совсем слабеньких. Нормальные боксеры стоили денег – а денег не было. Эгис мог тогда предложить небольшие гонорары.
– Сколько мог предложить – и сколько они хотели?
– Самый дорогой бой был с Дугласом Отиено, я взял титул NABA. Ушло около 25 тысяч долларов. Эгис привез меня с командой, Дугласа с командой и заплатил ему гонорар.
– Какие гонорары?
– Самый первый бой – две тысячи долларов сопернику. Потом пять тысяч, десять… За две уже никто не соглашался.
– Сколько стоит получить нормального соперника?
– От 25 тысяч и выше. Сейчас даже перворазрядник меньше пятнашки не просит. Это мне удалось подняться наверх с вложениями в 400 тысяч долларов. Сегодня – нереально. За такие деньги бойца не взрастишь. А у меня же зарплаты не было. Как лечу в Россию, прошу Эгиса: «Займи мне десять тысяч долларов. Или пять…» Договаривались, что в год могу брать не больше определенной суммы.
– Вы чувствовали, что его терпение подходит к концу, и он вот-вот вас бросит?
– Что бросит – таких мыслей не было. В Эгисе я не сомневался. Были сомнения, стоит ли мне продолжать боксировать. 15 боев провел – ничего не заработал! Наталья в Челябинске, а я здесь время трачу. Ни перспектив, ни прогресса. И тут предлагают бой в Екатеринбурге с Симаковым.
– Обрадовались?
– Я подумал, что после него в России и останусь! А потом на меня такое накатило, что лучше и не рассказывать. Карма, думаю, у меня такая? Там неудача, здесь вообще засада – человек погиб! Просто шок.
– Депрессия?
– Да. После боя остался в России. Месяца два прошло, звонок от Эгиса: «Для тебя хорошая новость. Я разговаривал с Кэти Дува, она хочет устроить тестовый бой, посмотреть тебя в деле. Если понравишься – подпишет контракт». И я вернулся в Штаты.