У нас нет врагов, и мы таковыми никого не считаем — центральная тема выступления В.Путина

Из всей сегодняшней трехчасовой не совсем внятной и во многом сумбурной говорильни я бы выделил один момент, который, пожалуй, объясняет значительную часть трансформаций, произошедших за год с Россией, ее руководством и лично Путиным. Когда всего лишь за год они превратились из уверенных в себе субъектов политики в зашуганных и сереньких мышек, похожих на школьников во время произнесения учителем зловещей фразы «К доске пойдет….»

Слова Путина о том, что мы не имеем имперских амбиций, у нас нет врагов, и мы таковыми никого не считаем — вот, пожалуй, центральная тема всего выступления.

Более примирительного и, прямо скажем, униженного заявления трудно было бы сделать.

Российские правители в массе своей плохо знали и знают страну, которой они волей случая управляли. Печальная судьба последнего российского императора, совершенно искренне полагавшего, что живет среди народа-богоносца, свято придерживающегося его личных убеждений, весьма показательна в этом плане.

Слова Путина, если не считать их очередной хитростью, говорят примерно о том же. Заявлять, что Россия — не империя, это примерно то же самое, что сообщить удивленным потребителям, что автомобиль «ламборджини» — он не для быстрой езды. И вообще он не для езды, это не автомобиль, а лишь произведение дизайнерской мысли. И в доказательство предъявить пустой моторный отсек.

Россия исторически сложилась как страна, которая прирастала территориями и осваивавшая их после прирастания. Движение — жизнь, остановка — смерть. Поэтому были лишь два сценария, в которых Россия имела возможность развития — либо экстенсивное расширение, либо интенсивное развитие. Периоды наивысшего могущества и субъектности России наступали в момент сочетания этих двух стратегий, когда расширение территорий вызывало рывок в развитии, а развитие становилось основой для дальнейшего движения вперед. Именно в эти периоды с Россией начинали считаться, ее интересы уважались, она становилась примером для подражания, обожания и ненависти. Наличие врагов в таком случае было обязательным элементом программы. Оно говорило лишь о том, что все делается правильно — и чем более могущественные противники становились нашими врагами, тем большая уверенность появлялась в верности избранного пути.

Да — это имперская политика, да, это империя. Но для России иного пути развития попросту не было.

Понятно, что ничего не может быть вечным, и смена приоритетов развития, модели развития неизбежна — но она требует того, от чего нынешняя власть бежит, как толпы зомби от Милы Йовович. Идеология. Целеполагание. Единство страны на основе традиционных ценностей, которые разделяются и ее нобилитетом, и властью, и обществом. Без идеи вообще ничего невозможно — ни жить по-старому, ни строить новый мир. Можно гнить — для этого идея не требуется, энропийный процесс хорош тем, что от тебя ничего не зависит. Лежи себе тихо и спокойно — за тебя все сделают трупные черви.

Отказ на высшем уровне от имперской идеи должен был означать выдвижение новой, хотя бы рамочной позиции, что будет предложено ей взамен.

Без этого предложение Путина об отказе можно интерпретировать лишь как капитуляцию и сдачу без борьбы на милость победителю. Если от столь ничтожной марионетки, как украинский политикум, Путин униженно просит признания России партнером, то говорить о глубине падения самооценки российского руководства не приходится — ниже только ядро Земли.

Да, мы услышали в определенном смысле послание. Причем не народу, с которым казалось бы, шла прямая линия. Народ — он остался там, на фоне грязного сельского пейзажа и скотного двора. Этот посыл про отказ от империи — он направлен строго вовне. Мы хорошие. Простите нас. Мы больше не будем. Ошибочка вышла.

Иначе интерпретировать произошедшее трудно. Либо и в этом случае придется принять за данность, что и этот правитель понятия не имеет, какой именно страной он руководит. Все может быть — но скорее всего, речь идет именно о внешнем посыле.